|
|
Пишет oper_1974 (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} oper_1974)@ 2014-10-27 15:17:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Бегство под Москвой. 1941 г.
5 декабря 1941 г.
Ночью температура падает до -26°. Чувствуем на себе беспощадный огонь противника. Намерены передвинуть главную линию обороны на опушку, а Палицы для руководства сопротивлением неблагоприятны.
Около полуночи беспокоящий огонь противника достигает Палиц. Тяжелая русская артиллерия присылает в деревню ураганный уничтожающий огонь. В промежутках между выстрелами местность освещается ракетами. Все это, без сомнения, означает подготовку к наступлению.
Как всегда, в такие решающие моменты проводка у нас оказывается испорченной (разбита снарядами), и радио нельзя пользоваться по случаю сильных морозов.
Несколько тяжелых русских танков приближаются к деревне. Мы с нашими средними танками бессильны против этих чудовищ. Но красная пехота отступила. Вовремя подошедший батальон Маге сменяет батальон Шлегеля.
Много машин и лошадей сгорели. Лейтенант Вецель легко ранен осколком. Весь день стоил нам 11 убитых, 34 ранены, 19 солдат получили тяжелые обморожения. Убыль офицеров значительна. Лейтенант Георги погиб. 1-й батальон 187-го артполка потерял много офицеров ранеными. Отчаянно жалко, что никто из них, кто заболел или был ранен и отправлен в тыл, не вернулся снова на передовую.
++++++++++++++++++
О полноценном пополнении не приходится думать. Не видно, когда сменят. Мы понемножку уже начинаем подсчитывать, когда выбудут из строя последние люди и некому будет держать оружие в руках.
Наличие людей, способных обслуживать станковые пулеметы или тяжелые минометы, настолько незначительно, что при дальнейшей убыли эти виды оружия не смогут быть использованы. К тому же часть из них вместе с транспортными средствами при вступлении в Рузу была оставлена там ввиду отсутствия персонала.
Наше обмундирование не выдерживает сравнения с русским. У противника ватные штаны и куртки. Он одет в валенки и меховые шапки. В последнее время прибыла незначительная партия меховых шуб, они выдаются солдатам, которым больше приходится быть на морозе. Обуви недостаточно, особенно при теперешнем состоянии сапог и носков.
7 декабря 1941 г.
Сознаем невозможность удержать линию обороны. Предполагается дальнейший отвод сил в район Сурмино - Лукино. Вместе с командиром осматриваем местность для новой позиции. Саперы начинают тотчас же строительство блиндажей и заграждений. В детском доме устроен перевязочный пункт.
Однажды утром в приемные часы здесь появляется человек 30 солдат из недавно переведенной сюда стрелковой роты. В общем привезли около 80 человек, 40 из них с обморожениями 2-й и 3-й степени, которые должны быть переведены в лазарет. Я имею возможность посмотреть обмороженные члены.
Достойный сожаления вид. Опухшие ноги покрыты пузырями, да это уже и не ноги, а какая-то бесформенная масса, в некоторых случаях уже почерневшая. Те, которые до сих пор невредимо прошли сквозь дождь осколков, здесь становятся инвалидами.
Как плохо выглядят эти люди. Они устали и небриты, на них потрепанная одежда. От усталости люди падают прямо там, где они стоят. Что же делать дальше?
Ни одного свежего человека, который мог бы стать на место того, кто сегодня выйдет из строя. Неужели нет дивизии, которая смогла бы нас сменить?
8 декабря 1941 г.
Япония объявила Англии и Соединенным Штатам войну. Тем самым она окончательно на стороне Оси. О значении происходящего судить пока трудно. Я думаю все же, что это будет начало открытых военных действий между нами и Америкой. Первые действия японцев кажутся успешными.
С полудня беспокоящий огонь противника по дер. Кезьмино. Проводка снова не в порядке. В 17 часов, запыхавшись, прибегает связной. Он приносит потрясающее известие о смерти обер-лейтенанта Маге, адъютанта командира полка. Снаряд прямым попаданием в дом, где находился штаб батальона, убил несколько человек из штаба.
Я бегу через деревню, замечаю, как пули пролетают между колен. Как красные искорки, разлетаются по небу трассирующие пули. Я больше не чувствую холода. Русские с одной стороны ворвались в деревню. Проклятое свинство! Горит несколько домов. Остатки второго батальона не пускают противника к опушке, что восточнее деревни. Сотни солдат взлетели на воздух.
Я вижу русских сквозь колеблющееся пламя. Положение неопределенное. Где-то застрял 3-й батальон.
9 декабря 1941 г.
В один час 30 минут вместе с лейтенантом Варнштейном снова еду на передовую. 3-й батальон мы застали еще в деревне. Он отрезал часть деревни, находящуюся в руках противника. Посланные на выручку части 187-го пехотного и 187-го артиллерийского полков готовят контрудар. 2-й батальон больше небоеспособен; на передовой остаются разведывательный отряд и отдельные роты батальона.
10 декабря 1941 г.
Я еду в Борисково, чтобы подготовить новый командный пункт, отвод батальона проходит ночью незамеченным. Тыловые части остаются возле противника. Саперы взрывают наши танки и зенитные орудия.
11 декабря 1941 г.
Все части заняты строительством новой позиции. Нет материала, не хватает шанцевого инструмента. Жалко смотреть, с каким трудом работают люди без инструментов в промерзшей земле. О доставке столь необходимого оборудования в ближайшее время не приходится думать. Тыловые части отходят согласно приказу и поджигают оставленные деревни. Пламя пожара освещает ночное небо.
В 15 часов внимательно слушаем речь фюрера в германском рейхстаге, с удовлетворением узнаем об объявлении войны Соединенным Штатам. Мы этого ждали. Наши морские силы смогут ответить на наглый вызов Рузвельта.
12 декабря 1941 г.
Строительство позиций, несмотря на все трудности, продвигается вперед. Противник еще не подошел. Его охранение находится у Сватово. У правого (7-го) армейского корпуса противнику удалось прорваться угрожающе глубоко в тыл.
13 декабря 1941 г.
Печальное торжество - состоялось погребение павших у Кезьмино товарищей. Вечером штаб полка переезжает в оборудованный для него блиндаж. Маленькая печка наполнена до отказа дровами и пылает, но все же никак не отогреет промерзшие стены.
14 декабря 1941 г. Воскресенье.
Все покрыто инеем. Солнышко ярко сверкает в кристаллах снега. Мы же обеспокоены противником, атакующим почти весь день соседний полк слева. Противник прорвался к нам в тыл, уничтожить его не смогли. Угроза выросла. Предполагается новый отход. Для этого намечен вечер 15 декабря.
О Рождестве не приходится и думать. Отдельные части противника должны находиться у Огарково, на дороге, по которой происходит подвоз. Приказано оставить позиции завтра утром. Все это очень горько. Мы практикуем род боя, в котором никогда не упражнялись!
Несказанного труда стоило нам рытье земли без необходимого для этого инструмента. Мы рыли ее буквально ногтями. Наше убогое помещение готово. При этом были истрачены последние строительные материалы. У саперов нет больше ни единого гвоздя, ни одного конца проволоки.
И вот приходится отказываться, оставлять на произвол судьбы землю, которую мы завоевали в нашем победоносном движении вперед. Боже мой! Боже мой! В чем мы провинились, что на нашу долю выпало такое?
++++++++++++++++
Наше положение критическое. Возникает опасность быть отрезанными. Требуется не терпящее отлагательства отступление. 20 часов - это самый короткий срок. Надо спешить. Мы сможем съесть еще тарелку рисового супа. Как хорошо, что все уже подготовлено.
Идем всю ночь напролет. Отходить придется, возможно, с боями. Внутренне мы готовы к этому. Положение неизвестно, большинство телефонных проводок не работает. Не перерезал ли их противник? В Сорокино еще есть промежуточная станция. Скользкая дорога заставляет помучиться. С трудом спускаемся на автомобилях с крутого склона. Штурмовые орудия больше уже не поднимутся. Как я узнал после, одно было взорвано. О судьбе второго ничего не известно. Встречи с тоже отступающими полками создают первые пробки.
Но полнейшая неразбериха ждет нас лишь в следующем селе (Львово): хлынули части многочисленных откатывающихся назад дивизий, запрудили путь. Дорогу вынуждены объехать. Только самая безграничная бесцеремонность помогла нам пробиться с колонной. Нельзя избежать того, чтобы в такую темноту отдельные повозки не попали бы в эту кашу.
В Раково остановка. Дальнейший путь нужно сначала разведать. В переполненном помещении, сидя на стуле, я дремлю один час. Лейтенант Штробель лежит подо мною. Когда пламя в маленькой печурке затухает, становится холодно, и мы замерзаем. В помещении плохой, сырой воздух.
15 декабря 1941 г.
Лишь только начинает светать, мы продолжаем путь. Плохие дороги и снег создают много затруднений. Машины часто застревают в снегу. Медленно продвигаемся вперед. С трудом тащатся автомашины штаба полка. Одна из них должна быть взята на буксир вплоть до места отдыха - Загорье. Я прибываю туда около полудня.
Южнее, совсем недалеко, слышен шум боя. Мимо проходят последние части полка. Машину приходится оставить. Мы перегружаем три ящика ручных гранат в кабину.
Танк заправили 50 литрами горючего. Достаточно гранаты, чтобы все запылало. Кверху поднимается столб огня высотой в метр, машина стоит, охваченная ярким пламенем. Таким образом, все, что не может быть взято с собой и что не должно попасть в руки большевиков, уничтожается.
На дороге остается несколько орудий 1-го дивизиона 187-го артполка. Измученные лошади не могут больше тащить повозки и околевают. Противотанковая рота потеряла несколько пушек и обозных повозок. От некоторых автомашин приходится отказаться из-за недостатка горючего. Едва собираемся снова в путь, как нагоняет взвод тяжелых пехотных орудий.
Бедные люди, потратили столько трудов, чтобы спасти тяжелые ваги. На последнем крутом склоне орудие проваливается в глубокую яму, его больше не спасти. Взрываем.
++++++++++++++++
21 час. В Денисихе мы попадаем в страшную неразбериху. Мой полк давно прошел. Какие нерадостные картины предстают перед моим взором. На дороге то там, то здесь валяются ящики с боеприпасами, ящики со снарядами; еду дальше - они лежат уже горами. Нахожу и предметы снаряжения.
Все эти вещи принадлежат чужому, не моему полку. Мы оставляем позади все эти неразумно брошенные вещи. Опять вынуждены присоединиться к одной колонне.
16 декабря 1941 г.
Медленно трогается передняя колонна. Пробка впереди уже рассосалась, и мы двигаемся сравнительно хорошо. Какие потрясающие картины встают перед нами. Я думаю, что видел подобное только в походе на Запад при отступлении французских войск. Разбитые машины, рассыпанные патроны. Во многих случаях поспешили сбросить. Очень скверно, что у нас нет в достаточном количестве скрытых складских помещений, в которых можно было бы спрятать хотя бы самое ценное.
Моральное состояние и дисциплина при этом отступлении подверглись тяжелым ударам. Сколько ценного имущества растрачено зря! Не потрудились даже уничтожить все это! Можно опасаться, что эти боеприпасы обрушатся на нашу голову.
С маленькими преградами добираюсь благополучно до полка. Мы проходим через Вишенки, бывшее место расположения штаба полка, здесь мы имели некогда неприятные часы. Тогда, конечно, никто не думал, что мы увидим эту деревню снова…
Хотя положение и тогда, в ту осеннюю слякоть, не было блестящим, теперь оно потускнело еще больше. Понесенные за это время многочисленные потери ослабили нас еще более.
Между тем мы получили 200 человек пополнения, которое кое-как наскребли в тыловых частях (транспортных частях и обозах), не принимая во внимание возраст, специальность и льготы последним сыновьям. "Боеспособность" этой "элиты" не подлежит никакому сомнению, многие солдаты не владеют даже собственной винтовкой.
На переходе Песочное - Подпорино мы отдыхали только один раз несколько часов. Я проезжаю через Рузу, оставленную, почти совсем обезлюдевшую. Кое-где горят деревянные дома. Эти факелы освещают город. Светло как днем. Мы переезжаем в старую квартиру полковника Рааке.
Ночью приходит приказ: подготовиться к обороне. Наконец, властное слово фюрера: дальше отступать нельзя. Рузскую линию обороны держать до последнего! Сам город Руза должен быть превращен в предмостный плацдарм." - из дневника лейтенанта 185-го пехотного полка 87-й пехотной дивизии вермахта Г. Линке.
5 декабря 1941 г.
Ночью температура падает до -26°. Чувствуем на себе беспощадный огонь противника. Намерены передвинуть главную линию обороны на опушку, а Палицы для руководства сопротивлением неблагоприятны.
Около полуночи беспокоящий огонь противника достигает Палиц. Тяжелая русская артиллерия присылает в деревню ураганный уничтожающий огонь. В промежутках между выстрелами местность освещается ракетами. Все это, без сомнения, означает подготовку к наступлению.
Как всегда, в такие решающие моменты проводка у нас оказывается испорченной (разбита снарядами), и радио нельзя пользоваться по случаю сильных морозов.
Несколько тяжелых русских танков приближаются к деревне. Мы с нашими средними танками бессильны против этих чудовищ. Но красная пехота отступила. Вовремя подошедший батальон Маге сменяет батальон Шлегеля.
Много машин и лошадей сгорели. Лейтенант Вецель легко ранен осколком. Весь день стоил нам 11 убитых, 34 ранены, 19 солдат получили тяжелые обморожения. Убыль офицеров значительна. Лейтенант Георги погиб. 1-й батальон 187-го артполка потерял много офицеров ранеными. Отчаянно жалко, что никто из них, кто заболел или был ранен и отправлен в тыл, не вернулся снова на передовую.
++++++++++++++++++
О полноценном пополнении не приходится думать. Не видно, когда сменят. Мы понемножку уже начинаем подсчитывать, когда выбудут из строя последние люди и некому будет держать оружие в руках.
Наличие людей, способных обслуживать станковые пулеметы или тяжелые минометы, настолько незначительно, что при дальнейшей убыли эти виды оружия не смогут быть использованы. К тому же часть из них вместе с транспортными средствами при вступлении в Рузу была оставлена там ввиду отсутствия персонала.
Наше обмундирование не выдерживает сравнения с русским. У противника ватные штаны и куртки. Он одет в валенки и меховые шапки. В последнее время прибыла незначительная партия меховых шуб, они выдаются солдатам, которым больше приходится быть на морозе. Обуви недостаточно, особенно при теперешнем состоянии сапог и носков.
7 декабря 1941 г.
Сознаем невозможность удержать линию обороны. Предполагается дальнейший отвод сил в район Сурмино - Лукино. Вместе с командиром осматриваем местность для новой позиции. Саперы начинают тотчас же строительство блиндажей и заграждений. В детском доме устроен перевязочный пункт.
Однажды утром в приемные часы здесь появляется человек 30 солдат из недавно переведенной сюда стрелковой роты. В общем привезли около 80 человек, 40 из них с обморожениями 2-й и 3-й степени, которые должны быть переведены в лазарет. Я имею возможность посмотреть обмороженные члены.
Достойный сожаления вид. Опухшие ноги покрыты пузырями, да это уже и не ноги, а какая-то бесформенная масса, в некоторых случаях уже почерневшая. Те, которые до сих пор невредимо прошли сквозь дождь осколков, здесь становятся инвалидами.
Как плохо выглядят эти люди. Они устали и небриты, на них потрепанная одежда. От усталости люди падают прямо там, где они стоят. Что же делать дальше?
Ни одного свежего человека, который мог бы стать на место того, кто сегодня выйдет из строя. Неужели нет дивизии, которая смогла бы нас сменить?
8 декабря 1941 г.
Япония объявила Англии и Соединенным Штатам войну. Тем самым она окончательно на стороне Оси. О значении происходящего судить пока трудно. Я думаю все же, что это будет начало открытых военных действий между нами и Америкой. Первые действия японцев кажутся успешными.
С полудня беспокоящий огонь противника по дер. Кезьмино. Проводка снова не в порядке. В 17 часов, запыхавшись, прибегает связной. Он приносит потрясающее известие о смерти обер-лейтенанта Маге, адъютанта командира полка. Снаряд прямым попаданием в дом, где находился штаб батальона, убил несколько человек из штаба.
Я бегу через деревню, замечаю, как пули пролетают между колен. Как красные искорки, разлетаются по небу трассирующие пули. Я больше не чувствую холода. Русские с одной стороны ворвались в деревню. Проклятое свинство! Горит несколько домов. Остатки второго батальона не пускают противника к опушке, что восточнее деревни. Сотни солдат взлетели на воздух.
Я вижу русских сквозь колеблющееся пламя. Положение неопределенное. Где-то застрял 3-й батальон.
9 декабря 1941 г.
В один час 30 минут вместе с лейтенантом Варнштейном снова еду на передовую. 3-й батальон мы застали еще в деревне. Он отрезал часть деревни, находящуюся в руках противника. Посланные на выручку части 187-го пехотного и 187-го артиллерийского полков готовят контрудар. 2-й батальон больше небоеспособен; на передовой остаются разведывательный отряд и отдельные роты батальона.
10 декабря 1941 г.
Я еду в Борисково, чтобы подготовить новый командный пункт, отвод батальона проходит ночью незамеченным. Тыловые части остаются возле противника. Саперы взрывают наши танки и зенитные орудия.
11 декабря 1941 г.
Все части заняты строительством новой позиции. Нет материала, не хватает шанцевого инструмента. Жалко смотреть, с каким трудом работают люди без инструментов в промерзшей земле. О доставке столь необходимого оборудования в ближайшее время не приходится думать. Тыловые части отходят согласно приказу и поджигают оставленные деревни. Пламя пожара освещает ночное небо.
В 15 часов внимательно слушаем речь фюрера в германском рейхстаге, с удовлетворением узнаем об объявлении войны Соединенным Штатам. Мы этого ждали. Наши морские силы смогут ответить на наглый вызов Рузвельта.
12 декабря 1941 г.
Строительство позиций, несмотря на все трудности, продвигается вперед. Противник еще не подошел. Его охранение находится у Сватово. У правого (7-го) армейского корпуса противнику удалось прорваться угрожающе глубоко в тыл.
13 декабря 1941 г.
Печальное торжество - состоялось погребение павших у Кезьмино товарищей. Вечером штаб полка переезжает в оборудованный для него блиндаж. Маленькая печка наполнена до отказа дровами и пылает, но все же никак не отогреет промерзшие стены.
14 декабря 1941 г. Воскресенье.
Все покрыто инеем. Солнышко ярко сверкает в кристаллах снега. Мы же обеспокоены противником, атакующим почти весь день соседний полк слева. Противник прорвался к нам в тыл, уничтожить его не смогли. Угроза выросла. Предполагается новый отход. Для этого намечен вечер 15 декабря.
О Рождестве не приходится и думать. Отдельные части противника должны находиться у Огарково, на дороге, по которой происходит подвоз. Приказано оставить позиции завтра утром. Все это очень горько. Мы практикуем род боя, в котором никогда не упражнялись!
Несказанного труда стоило нам рытье земли без необходимого для этого инструмента. Мы рыли ее буквально ногтями. Наше убогое помещение готово. При этом были истрачены последние строительные материалы. У саперов нет больше ни единого гвоздя, ни одного конца проволоки.
И вот приходится отказываться, оставлять на произвол судьбы землю, которую мы завоевали в нашем победоносном движении вперед. Боже мой! Боже мой! В чем мы провинились, что на нашу долю выпало такое?
++++++++++++++++
Наше положение критическое. Возникает опасность быть отрезанными. Требуется не терпящее отлагательства отступление. 20 часов - это самый короткий срок. Надо спешить. Мы сможем съесть еще тарелку рисового супа. Как хорошо, что все уже подготовлено.
Идем всю ночь напролет. Отходить придется, возможно, с боями. Внутренне мы готовы к этому. Положение неизвестно, большинство телефонных проводок не работает. Не перерезал ли их противник? В Сорокино еще есть промежуточная станция. Скользкая дорога заставляет помучиться. С трудом спускаемся на автомобилях с крутого склона. Штурмовые орудия больше уже не поднимутся. Как я узнал после, одно было взорвано. О судьбе второго ничего не известно. Встречи с тоже отступающими полками создают первые пробки.
Но полнейшая неразбериха ждет нас лишь в следующем селе (Львово): хлынули части многочисленных откатывающихся назад дивизий, запрудили путь. Дорогу вынуждены объехать. Только самая безграничная бесцеремонность помогла нам пробиться с колонной. Нельзя избежать того, чтобы в такую темноту отдельные повозки не попали бы в эту кашу.
В Раково остановка. Дальнейший путь нужно сначала разведать. В переполненном помещении, сидя на стуле, я дремлю один час. Лейтенант Штробель лежит подо мною. Когда пламя в маленькой печурке затухает, становится холодно, и мы замерзаем. В помещении плохой, сырой воздух.
15 декабря 1941 г.
Лишь только начинает светать, мы продолжаем путь. Плохие дороги и снег создают много затруднений. Машины часто застревают в снегу. Медленно продвигаемся вперед. С трудом тащатся автомашины штаба полка. Одна из них должна быть взята на буксир вплоть до места отдыха - Загорье. Я прибываю туда около полудня.
Южнее, совсем недалеко, слышен шум боя. Мимо проходят последние части полка. Машину приходится оставить. Мы перегружаем три ящика ручных гранат в кабину.
Танк заправили 50 литрами горючего. Достаточно гранаты, чтобы все запылало. Кверху поднимается столб огня высотой в метр, машина стоит, охваченная ярким пламенем. Таким образом, все, что не может быть взято с собой и что не должно попасть в руки большевиков, уничтожается.
На дороге остается несколько орудий 1-го дивизиона 187-го артполка. Измученные лошади не могут больше тащить повозки и околевают. Противотанковая рота потеряла несколько пушек и обозных повозок. От некоторых автомашин приходится отказаться из-за недостатка горючего. Едва собираемся снова в путь, как нагоняет взвод тяжелых пехотных орудий.
Бедные люди, потратили столько трудов, чтобы спасти тяжелые ваги. На последнем крутом склоне орудие проваливается в глубокую яму, его больше не спасти. Взрываем.
++++++++++++++++
21 час. В Денисихе мы попадаем в страшную неразбериху. Мой полк давно прошел. Какие нерадостные картины предстают перед моим взором. На дороге то там, то здесь валяются ящики с боеприпасами, ящики со снарядами; еду дальше - они лежат уже горами. Нахожу и предметы снаряжения.
Все эти вещи принадлежат чужому, не моему полку. Мы оставляем позади все эти неразумно брошенные вещи. Опять вынуждены присоединиться к одной колонне.
16 декабря 1941 г.
Медленно трогается передняя колонна. Пробка впереди уже рассосалась, и мы двигаемся сравнительно хорошо. Какие потрясающие картины встают перед нами. Я думаю, что видел подобное только в походе на Запад при отступлении французских войск. Разбитые машины, рассыпанные патроны. Во многих случаях поспешили сбросить. Очень скверно, что у нас нет в достаточном количестве скрытых складских помещений, в которых можно было бы спрятать хотя бы самое ценное.
Моральное состояние и дисциплина при этом отступлении подверглись тяжелым ударам. Сколько ценного имущества растрачено зря! Не потрудились даже уничтожить все это! Можно опасаться, что эти боеприпасы обрушатся на нашу голову.
С маленькими преградами добираюсь благополучно до полка. Мы проходим через Вишенки, бывшее место расположения штаба полка, здесь мы имели некогда неприятные часы. Тогда, конечно, никто не думал, что мы увидим эту деревню снова…
Хотя положение и тогда, в ту осеннюю слякоть, не было блестящим, теперь оно потускнело еще больше. Понесенные за это время многочисленные потери ослабили нас еще более.
Между тем мы получили 200 человек пополнения, которое кое-как наскребли в тыловых частях (транспортных частях и обозах), не принимая во внимание возраст, специальность и льготы последним сыновьям. "Боеспособность" этой "элиты" не подлежит никакому сомнению, многие солдаты не владеют даже собственной винтовкой.
На переходе Песочное - Подпорино мы отдыхали только один раз несколько часов. Я проезжаю через Рузу, оставленную, почти совсем обезлюдевшую. Кое-где горят деревянные дома. Эти факелы освещают город. Светло как днем. Мы переезжаем в старую квартиру полковника Рааке.
Ночью приходит приказ: подготовиться к обороне. Наконец, властное слово фюрера: дальше отступать нельзя. Рузскую линию обороны держать до последнего! Сам город Руза должен быть превращен в предмостный плацдарм." - из дневника лейтенанта 185-го пехотного полка 87-й пехотной дивизии вермахта Г. Линке.
