...
"Способны выжить только различные сборища, банды, мафия, общества посвященных или извращенцев, но не семейные пары. Это своего рода анти-ковчег, полная противоположность тому, в котором было собрано каждой твари по паре, чтобы спасти животные виды от потопа. Здесь, в этом волшебном ковчеге, всех по одному и каждый вечер этим одиночкам надо искать последних уцелевших для последнего пати. "
Ж. Бодрийар
В леденящей душу прохладе лесопарка ни могил, ни трупов, ни собак, ни маньяков. Только тишина, шепотом рифмующая дату и день недели. Трупы всплывают на небе, если верить тем, кто считает звезды нашими посмертными аватарами. Деградация переулков, петляющих все более привязываясь к маршутам, продажно подстраиваясь под нужды никчемных людей, живущих механической жизнью. Впрочем, на Охте, вблизи сережиного дома, процесс деградации не заметен: необычайное (для Петербурга) количество парков, некоторые из которых ночью напоминают лес.
Недоразвитость и в то же время разрушенность внутреннего мира, одновременно и детская игрушка, сладострастно разодранная младенцем, свернутая голова змеи, убитой Гераклом, и каскады гор, выветренные и выстраданные, напоминающие химическую промышленность и лекарства в аптеках, такие же угрюмые и небезопасные, имеющие законченную форму и одновременно застывшие в процессе, нам незаметном. Пугающе выглядят летающие аппараты - потому, что страшно падать или потому, что страшно не упасть и полететь. Птица с опаленными крыльями еще страшнее, но она пахнет жизнью, елями, водопадом, который обязательно окажется поблизости, из которого она напьется и вылечит крылья или умрет, захлебнувшись. Гирлянды тусклых фонарей угнетают, теплый свет в окнах давно оставленных квартир, что-то теплое льется по рукам от плечей к ладоням, чувствуешь, когда проходит по выпуклостям локтей, по гусиной кожице, которая в раннем детстве казалась чем-то марсианским, а позже - атавизмом, доставшимся нам от куриц. Раннее детство ознаменовано неумелым застегиванием пуговиц, чтением пугающей и как бы сотканной из паутины Черной Курицы, называнием унитаза вонитазом. Позднее детство соткано из унижений и первых попыток спрятаться, найти укромное место, переждать других людей, которые когда-нибудь обязательно пройдут, как проходит дождь и наступает засуха. Но несть дна этому кошмару, игры в прятки продолжаются и по сей день, меняются только объекты и субъекты, ритм тектоники. Но в центре всегда остается тоника, определяющая телеологическую тональность. Цельность разрушали оглушительные вплески сальбутамола.