| Большой театр. "Князь Игорь" А. Бородина - П. Карманова в постановке Ю. Любимова |
[18 Jun 2013|04:15pm] |
Нынешний «Князь Игорь» не менее авангарден, чем «Руслан и Людмила» Дмитрия Чернякова и продолжает линию на модернизацию русских классических опер. Другое дело, что руководство Большого, наученное предыдущим опытом, настаивает на новой версии, а не новой интерпретации оперы.
Де, с незаконченным «Князем Игорем», такое вполне легитимно: Бородин не оставил канонической версии, существует масса редакций, авторство которых позволяет отнестись к существующему массиву музыки как к конструктору.
Не ограничившись радикальным сокращением (больше часа чистой музыки) традиционного клавира, Юрий Любимов, вместе с композитором Павлом Кармановым, перелопатил привычный ход событий, переставив, скажем, сцены из первого акта во второй, убрал многие важные акценты.
Получилось нечто совершенно новое – и по форме, и по содержанию, поэтому лично мне было интересно не сравнивать с тем, что было раньше, но проанализировать свежими глазами то, что теперь вышло.
А вышло то, что смысл (содержание) эпоса, спрямлённый «сквозным действием», стал действительно иным, сместившись в мелодраматическую сторону.
На первый план вышли человеческие, точнее, любовные отношения двух дуэтов – с одной стороны, Игоря Святославича (Эльчин Азизов) и его жены Ярославны (Елена Поповская), с другой, его сына Владимира Игоревича (Роман Шулаков), оставшегося в половецком плену, и Кончаковны (Светлана Шилова), дочери хана Кончака (Валерий Гильманов).
Личное вместо общественного, общего. Экзистенциальное вместо эпического. Заново оркестрованная партитура, поёт и плачет вердиевскими интонациями «Силы судьбы», вместо привычного вагнерианского размаха, подстриженного и примятого: монументальный размах, впрочем, по прежнему присущ массовым сценам, до которых легендарный режиссёр легендарной Таганки особенно охотч.
Вот и ставит их со своим привычным размахом, пуская по заднику преувеличенные тени конницы – как это было в других его оперных (и не оперных тоже) постановках.
( торжество мультикультуризма )
|
|
| С. Невский "Франциск". Опера. Большой театр |
[13 Sep 2012|12:01am] |
Представление начинается еще гардеробе, где гостей (почему-то слушателей оперы сегодня хочется назвать именно так) встречает камерный ансамбль и группа молчаливых, одинаково одетых в серое, артистов.
Они, студенты школы-студии МХТ, образуют живую, статичную цепь, которая тянется по лестнице в фойе, где то замирает, то продвигается дальше в зал, пока не поднимается на сцену, окружая кровать с полуголым Франциском.
Зачем это нужно становится понятным позже, когда опера начинается пенопластовым скрежетом.
Сцена заставлена строительными лесами с несколько этажей – на первом располагаются студийцы из фойе, голоса которых дублируют партию Франциска (контртенор поёт её по-немецки), символизируя то ли внутренний, то ли внешний монолог.
На втором этаже конструкции, в темноте начинающей напоминать готический собор, располагаются оркестранты, на третьем – хористы.
Сюжет спектакля состоит из предсмертных видений Франциска (Дэниел Китинг-Робертс) и причетов ухаживающей за ней Клары (Наталья Пшеничникова), сомневающегося в своих силах, жалующегося на своё тело и недостаточность веры.
Либретто Клаудиуса Люнштедта, доставшийся чтецам в переводе Сергея Невского (то есть, можно сказать, авторизованный, хотя и подчищенный от мата) – мощный монолог, который может принадлежать кому угодно, любому человеку: стенограмма смятенного сознания намеренно обезличена – вот почему слова его так легко расходятся на массовку в духе ранней Таганки.
Смысл её в том, что Франциском может быть (стать) каждый.
( птичий язык )
|
|
| Большой театр. "Руслан и Людмила". Старая сцена |
[07 Nov 2011|03:04am] |
Задачи, стоявшие перед постановщиками спектакля открытия исторической сцены, были противоречивыми и прямо противоположными.
С одной стороны, нужен был «большой стиль» A la russe, c теремами и кокошниками, с другой – современная и конкурентно способная постановка. Причём, конкурировать ей приходится не столько с мировым оперным контекстом, сколько с другими сферами привлечения эмоций развлечений в широком спектре от телевизора и интернета до политики и шоу-бизнеса.
С третьей стороны, возникла необходимость в спектакле-символе, обобщающем целый культурно-исторический период (Большой театр стал первым имперским учреждением общественного пользования, чей капитальный ремонт пришёлся на нарождение в России развитого буржуазного общества. С возрождением культуры лож и стульев в партере), в спектакле открытия и спектакле-открытии.
В-четвёртых, необходимо вдохнуть жизнь в русскую оперную традицию (но без рутины и бутафорского гипсокартона). В-пятых, чисто технически, концептуально решить рыхлое либретто конкретного «Руслана и Людмилы».
Для сведения всех этих проблем и задач позвали постановщика Дмитрия Чернякова и дирижёра Владимира Юровского. Они с этой задачей справились со всем возможным блеском, поставив незаурядный, да и, чего там говорить, выдающий спектакль, идеально подходящий для эпизода открытия главной сцены, который из исторического далёка вряд ли будет выглядеть чем-то важным и судьбоносным. Не то, что сейчас…
Четыре часа с двумя антрактами промелькнули как едва ли не мгновенный малометражный фильм. Черняков, конечно, каждый раз сражается сам с собой и каждый раз идёт на повышение. Его последние спектакли в Большом образуют своеобразную трилогию. И каждый раз это манифест, всё более чёткий и конкретный.
В «Евгении Онегине» Черняков показал, что классике необязательно быть пыльной и скучной. В «Воццеке» он продемонстрировал, что любой, даже самый забубенный модернистский текст можно превратить в увлекательное шоу. Кажется, что в «Руслане и Людмиле» черниковский утопический эскапизм достигает пика своего развития.
( день опричника )
|
|
| Последние приготовления. Большой в Большом |
[24 Oct 2011|08:22pm] |
Сегодня сбылась моя детская мечта - я станцевал и даже спел на главной сцене Большого театра, причём сделал это много раньше наших прим и звёзд.
Сегодня, перед пресс-конференцией посвящённой гала-концерту открытия и премьере "Руслана и Людмилы", большую труппу группу, в основном, иностранных журналистов, водили с показами и рассказами по обновлённому зданию исторической сцены, которое выглядит красиво-бохато так, как должна выглядеть главная сцена империи, хотя бы и бывшей - эффектно, вычурно и помпезно.
Выложились все по максимуму, цены оглашённые на пресс-коференции оглушают (за 21 млд долларов), новое подземное фойе с новым Бетховенским залом (я, почему-то, представлял, что оно будет каким-то особенно глубоким и опасным для клаустрофобии, ан нет, оно небольшое и светлое, с трёхуровневым полом, трансформации которого нам тут же и продемонстрировали), императорское фойе (бывший Бетховенский зал), ну и сама зрительская зала расцветают свежими страстями совсем как в романах Пруста.
( за четыре дня до главной премьеры сезоны )
|
|
