Новый Вавилон [entries|friends|calendar]
Paslen/Proust

[ website | My Website ]
[ userinfo | livejournal userinfo ]
[ calendar | livejournal calendar ]

Шорты превращаются [15 Jul 2012|08:21pm]

прерафаэлитское
«прерафаэлитское» на Яндекс.Фотках
танец в латах )
post comment

Дневник читателя. Т. Манн "Волшебная гора" (3) [12 Jul 2012|07:23pm]
узор отточенный и мелкий
«узор отточенный и мелкий» на Яндекс.Фотках

война и мiр от первого лица )
post comment

Волшебная нора [12 Jul 2012|05:37pm]
Лето, стёртое в кровь
«Лето, стёртое в кровь» на Яндекс.Фотках

принцип коготка )
post comment

Т. Манн. "Волшебная гора" (2). Дневник читателя [11 Jul 2012|06:45pm]

Как обещал, про раму.
Она является следствием негласного договора между пишущим и потребляющим о смысле: всё сделанное, де, разумно и обязательно имеет смысл, хотя бы и сокрытый.
Порой, настолько сокрытый, что его нельзя обнаружить даже уже после того, как текст прочитан; следовательно, ты недостаточно трудился или был невнимателен, вот ты его и не увидел.
А если подумаешь хорошенько, то, может быть и поймёшь чего же на самом деле хотел сказать автор, поскольку если он писал, то обязательно ради чего-то, а не просто так.
Впрочем, даже у «просто так» есть смысл.

Помню, как Таня Набатникова, близкая подруга родителей, отрецензировала мою первую, ещё в старших, что ли, классах написанную повесть.
Она сказала, что впечатления валятся на меня тополиным пухом, а я ловлю их все подряд в жменю (или же жменей, это картонное слово я запомнил особенно ярко), мну их там, значит, внутри, не стараясь разгладить или расставить по степени значимости.

рама мыла мыло )
post comment

Т. Манн. "Волшебная гора" (1). Дневник читателя [11 Jul 2012|07:18am]

Мне, конечно, сразу показалось, что я разгадал текст и Ганс Касторп обречён во-первых, на раннюю смерть в рамках романа, во-вторых, на чужую смерть в самом начале пребывания на давоском курорте.

Но, поегозив по тексту, понял, что если он и погибнет, то где-то уже за кулисами текста, на фронте – понятно: большой писатель обязан брать шире и обманывать ожидания.

Поэтому пока текст не перевалил за экватор, и, поэтому, тащится в гору (что для этого романа важно уже даже на физиологическом уровне), я решил попридержать свою герменевтическую машинку и пока просто попроникаться атмосферкой замкнутого пространства, которая, действительно завораживает.

Возможно, иным, принципиально несовременным хронотопом; возможно, правильной (равномерной, постоянной) фабульной работой, ибо, несмотря на монотонность расписания, Манн умудряется сделать вариации не менее интересными, чем основная тема (жизнь как медленная смерть, движение к небытию?).

тайны озера Тургояк )
post comment

Речь о пролитом молоке [04 Mar 2012|12:47am]

Сначала нужно пояснить, что такое «романное пространство» и как оно появилось.

Вообще-то, оно может появиться где-то угодно, стоит только щёлкнуть пальцами обеих рук и сказать, что, вот, мол, вот оно, романное пространство, началось.

Значит, щёлкаешь и всё, что вокруг (и ты сам, в том числе) оказываешься внутри умозрительно обрамленного пространства; в акватории или кубатуре повышенной семиотической отзывчивости.
Всё, что ты отныне тут видишь и всё, что отныне с тобой здесь происходит (или не происходит) складывается в умозрительный текст.

Само это понятие – «романное пространство» мы придумали с одним моим университетским приятелем во время прогулок после занятий.

Филфак наш, если кто не знает, находится за зданием Теплотехнического института с огромным изображением Ордена Победы на фасаде; в него упирается (точнее, от него начинается) главная торговая улица Чердачинска – улица Кирова; и здесь, между прочим, уходит под землю один из самых первых (как по старшинству, так и по стратегической значимости) городских подземных переходов с массой рукавов и выходов; трамвайными путями, протяжённой перспективой, тянущейся до Площади Революции (если смотреть вдоль Кирова); или же, если смотреть вдоль Проспекта Победы, то, если смотреть в сторону Сибири, начинающейся за железнодорожным мостом, можно увидеть а) Ленинградский мост, чуть погодя упирающийся в б) железнодорожный мост, стоящий параллельно улице Российской, на которой я прожил какую-то часть своей жизни.
Если же посмотреть в сторону Северо-Запада, то не видишь ничего, кроме холма, исполосованного шоссе, которое скатывается, вместе с медленными трамваями к самому началу описываемого перекрёстка.
Когда-то А.А. Александров, главный архитектор советского Чердачинска, озаботился нарастанием в нашем миллионном «промышленном и культурном» центре «кризиса вертикали», из-за чего на вершине плавного холма, ни к селу и ни к городу (точнее, спиной к Автомобильному училищу, лицом к Сибири) воткнули невзрачную многоэтажку.
Я не знаю, зачем я столько подробно объясняю структуру этого перекрёстка (а затем буду пытаться дотошно [до буквального понимания в голове у того, кто читает] карту-схему посёлка АМЗ), но оно так нужно.
Тем более, если речь идёт о пространстве.

Речь о пространстве )
post comment

Остромирово евангелие [15 Sep 2011|07:22pm]
[ music | Караиндру Элени "Пчеловод" ]


Давно хочется написать такой текст, где события бы развивались, штрих-пунктиром, от случая к случаю и зависели бы от внешних обстоятельств.
Типа: вот, жизнь столкнула, сталкивала до тех пор, пока не обратили друг на друга внимание.

Скажем, соседи по филармоническому абонементу, он и она (другое дело, что абонементы нынче коротки, а места прописываются перед началом концерта).
Или встречи, раз-два в год, у ближайших друзей на дне рождения (если у меня такие знакомые, возникающие с разреженной регулярностью, за жизнью которых следишь в режиме стоп-кадра).
Или, вот, если, конечно, выйти за рамки производственной темы, то можно придумать текст о том, как люди сталкиваются по профессиональной надобе.

а ведь так, вероятно, оно и случается )

post comment

На золотом крыльце [01 Sep 2011|12:48pm]

Человек, сидящий на технической работе где-нибудь в аэропорту: мимо него каждый день проходят сотни, тысячи, даже многие тысячи отъезжающих.

Кто-то по службе, в командировку или к близким в тёплые страны; кто-то на модные курорты, а кто-то просто в загадочные страны, в которые, понятное дело, ему, проводящему каждого сканером по спине или отрывающего корешок посадочного талона, никогда не добраться.

В какие-то страны, если помечтать, попасть всё ж таки, можно. Причём, не только в Болгарию или Турцию, но и в, как он сам говорит, более цивильные
А про некоторые сразу понятно, что не стоит даже пытаться. Не стоит даже мечтать: ни-ког-да. Особенно теперь, когда облысел, обрюзг.

Раньше для разнообразия, пытался на глаз определить кто куда, пока однажды не осенило насколько это унизительно.
Тогда как стыдом ненужным, лишним ошпарило, завистью, вышедшей на поверхность лба капельками пота. Кажется, именно с того момента и начал набирать лишние кг.

гандикап )
post comment

Как если пелена пала [10 Aug 2011|04:57pm]

Солнечный свет, льющийся на нас потоком оливкового масла [вирджин, холодного отжима] - апофеоз естественности: луч, отсвет и тень от луча, привольно раскинувшись в пространстве, ложатся туда, куда ложатся, без поиска какой бы то ни было альтернативы.

Современному автору хуже - с одной, стороны, он зажат [коммерческой] самоцензурой, выражаемой в фантомном ощущении массового читателя, коему непременно нужно угодить; с другой, такое романтически настроенное существо пребывает в массе самообманов, присущих даже самым проницательным из нас - де, когда дело касается других и когда дело касается нас самих - две большие разницы (совсем как в ощущении смерти, которая почти всегда, за исключением одного отчаянного случая) приходит не за нами.

Помню, как меня поразила фраза Розанова, вырвавшаяся из него, наблюдающего толпу на Тверском бульваре (почему это московские бульвары мне всегда хотелось обозвать малыми?): "Неужели же все они умрут?"
Однако, в отличие от смерти, литература знает массу исключений из правил, что позволяет надежде хотя бы теплится.

Да только я не хочу зависеть в своём движении от зыбкости веры и надежды, предпочитая не заводить иллюзий - ну, какой, в самом деле, массовый читатель?!
Разве нынешняя литераторская деятельность, убивающаяся соединять интеллектуальность и рынок (де, почему у мало талантливых ремесленников выходит, а у нас, изощрённых Интеллектуал Интеллектуалычей нет?!), не доказала со всей очевидностью, что сочетание практически невозможно и, оттого, нужно писать так, как хочется, как вдохновение на душу положит...

...что и есть самое сложное: обслужить более чем конкретного и осязаемого себя, а не условный конструкт под названием "идеальный читатель", ведь заботиться о других, близких или же, тем более, недалёких далёких, много проще и естественнее, нежели сосредоточиться на Центре Мира, который свербит к тебя внутри где-нибудь в районе пупка.
post comment

Три грации [10 Aug 2011|01:19am]

Если пытаться типизировать современные характеры, блуждающие в потемках кардинально изменившегося социума, то в глаза особенно отчётливо бросаются различия, организующие себя вокруг отношения ко времени: одни горой стоят за комфорт привычных, но уже отживших правил, другие, обгоняя собственную тень, увешенные гроздями гаджетов, устремлены в будущее с его размытыми моральными принципами. Большинство же колеблется в выборе и никак не может определиться, впадая то в ступор, то в лихорадку лихоманки, со всеми вытекающими.

Таков и наш персонаж, которого автор пишет до какой-то степени с себя, однако, чем дальше в сосновый бор, где на берегу холодного и глубокого озера притаился небольшой курорт с претензией на элитарность, тем сильнее расхождение между реальностью и вымыслом. В самом деле, зачем читателю исповедь? Читателю нужнее всего условность, похожая на правду и, оттого, оказывающаяся правдоподобнее того, что есть на самом деле.

Вряд ли сочинитель способен приписать себя к тому или иному типу (анализировать систему можно находясь только вне этой системы), тем не менее, сравнивая свои чувства и эмоции с чужими, такой автор вполне в состоянии проводить аналогии и сравнения, которые и будут в нашем случае исполнять роль той самой типизации, которой всегда так гордилась русская литература.

В наведении этих психологических мостов, сшивающих разные судьбы (современный человек человеку давно марсианин) и кроется тайная задача этой интриги
post comment

Куст Пруста [09 Aug 2011|07:26pm]
[ music | Шуман "Симфонические танцы", Ашкенази ]


Сюжет не строится, но растёт, как растение. Как самосев. Колыхается, точно пламя свечи.
Такое же нестойкое, летучее, как воспоминание о прежней, после метемпсихоза, жизни.
Зыбкое, точно этот жирный, золотистый августовский свет призрачных сумерек, пробирающийся в комнату если на небе ни облачка, ни антициклона.
Такой свет, подобно ягодам позднего лета, постепенно превращается в цвет, настолько он плотен и густ, точно смородиновый куст), вязок и золотист вплоть до образования воздушной пенки или же хрустящей корочки.
Передать этот свет носителями любой навороченности невозможно, его можно лишь приготовить.
Наварить, точно варенье.

Писать же следует не социальный тип (типы), но психологический; персонажи должны быть узнаваемы на уровне эмоций и реакций, а не по тому, какое место в обществе они занимают.
Да это, кстати, теперь не очень-то и возможно, не слишком ловится: во-первых, жизнь, ускорившаяся до самой последней степени озверения, подвижная необычайно, меняется с каждым даже не годом, но сезоном.
Во-вторых, именно характеры, а не обстоятельства позволяют строить растительную структуру открытого типа, растекающуюся шире любых жанровых ограничений. Запомним.

post comment

Продолжение цитирования [09 Aug 2011|07:25pm]

«Решительно, слово «роман» уже не определяет создаваемые нами книги. Мне хотелось бы нового названия, которое я тщетно ищу, - в него, возможно, стоило бы внести слово «Истории», во множественном числе, с эпитетом ad hoc, но в нём, в эпитете, как раз и загвоздка
Нет, чтобы определить роман XIX века, нужно совсем особое слово…


4 марта 1882 года

Эдмон Гонкур. Дневник. Том 2, Стр. 316
2 comments|post comment

Антипрометей [08 Aug 2011|04:58pm]
[ music | Россини "Маленькая торжественная месса" ]


В этом моем романе нового вида, например, хотелось бы попытаться избежать типичной писательской технологии, пригвождающей автора к детищу точно гвоздями к позорному столбу; рабом, прикованным к своей галере. Не хочется привязанности (зависимости), привязки, когда мораль проступает, должна проступать, на каждой странице книги, любая из которых может оказаться последней.
Однажды уже приходилось писать роман, который можно бы было читать с любого места, теперь приходит пора более прозаического (ибо с любого места лучше всего читать сборник стихотворений) жеста, в котором вскрытие приёма человеком от литературы (подобно тому, как в театре действие комментирует "человек от театра") настигает развитие сюжета в любой (если не каждой) его точке.
Тогда центр тяжести переносится с сюжета на развитие мета-рефлексии [осмысления написанного] совсем уже в дневниковом духе. Ведь, во-первых, не только мы пишем книгу, но и она пишет нас (о чём все как-то постоянно забывают), а, во-вторых, смерть привычной фабулы и стандартного приёма ( "Иван Иванович умер")не отменяет сюжетности, как таковой: приключения героев, выстроенные в причинно-следственную цепочку неотделимы от человеческого сознания, поэтому отказываться от неё глупо, следует лишь сочинить другую формулу, чтобы не пурхаться в фальши, но честно разделять non-fiction и вымысел.
Придумать иной подход сложнее всего прочего(хотя, на первый взгляд, что нам стоит дом построить?), возможно потому, что внутри него должен поменяться или главный герой или же место главного героя в цепочке "автор - главный герой - читатель": смещая акценты выворачиваем привычную схему наизнанку, отчего важно вводить и включать дополнительные нарративные механизмы.
Вскрытие приёма - один из них.

post comment

Дом бытия [08 Aug 2011|04:57pm]

Попадая куда-то ещё интереснее всего следить как внутри тебя накапливается пустота (на чём поставить акцент - на "пустоте" или на "накапливании"?) этого места, разумеется, конвертируемая в язык.
4 comments|post comment

Имена имён (2) [08 Aug 2011|04:05pm]
И вот мне уже возвращают цитату из одного письма Флобера, которую я сам же и вспомнил некоторое время назад:

"Что кажется мне прекрасным, что я хотел бы сделать - это книгу ни о чём, книгу без внешней привязи, которая держалсь бы сама собой, внутренней силой своего стиля, как земля, ничем не поддерживаемая, держится в воздухе, - книгу, которая почти не имела бы сюжета или по меньшей мере в которой сюжет, если возможно, был бы почти невидим. Самые прекрасные - те произведения, в которых меньше всего материального..."

Цитируется по:
Флобер Г. Избр. соч. М., Гослитиздат. 1947. С. 573
в книге
А. Моруа "Литературные портреты" Собр. соч. Том 6. М., "Пресса". 1992. С. 223 - 224
post comment

Учитель танцев [08 Aug 2011|03:03pm]

Давно уже я придумал, укладываясь рано, перед сном, думать о тексте, который бы мог сам вдруг соткаться из воздуха предварительных условий.
Эта книга, подобно сну, может быть остановлена (закончена или прервана) в любой момент; то есть, главное в ней не сюжет, но стиль, точнее, дневниковая сущность стиля, складывающегося под влиянием конкретных обстоятельств.
В этой книге, подобно "Горизонтальному положению" Данилова, мало чего происходит: любые события, назначаемые таковыми внутри этого романа, столь ничтожны, что со стороны их можно и не заметить, в жизни с ними так и происходит - микроскопические кровоизлияния становятся видны лишь когда лопается сосуд внутри глазного белка, но не внутри настроения, эмоций или же восприятия мира...

...обыденность устроена странным образом: долгое время в ней ничего не происходит, а потом, вдруг, раз - обвал, ОБВАЛИЩЕ, причём всего, радикально меняющий существование, вроде бы, непонятно каким, непонятным образом, возникающим из ничего....

Ничего не происходит, ничего не случается, из-за чего мораль отдодвигается за границы отрывка, сплошь наполненного подробностями, мыслями, полуслучайными словечками, носящимися в воздухе подобно семенам или образам, из которых, в конечном счёте, и должен соткаться сюжет.
11 comments|post comment

navigation
[ viewing | most recent entries ]