Пусть говно, зато - родное

Якобинцевой наводкой.

 Впрочем, это и хорошо, что подобного искушения не встретилось на историческом пути России. Все-таки русский человек лишен холодного нордического темперамента, который позволяет без эмоций принимать от государства блага, замешанные на крови и беде соседей. Для русского человека свойственны обостренная совестливость или, как называл это Ф.М. Достоевский, «всечеловечность». Русский отказывается от «билетика в рай», если для достижения этого рая был пролита одна-единственная слеза ребенка… Далеко ему до цивилизованных шведов, которые вовсе и не думают отказываться от жирных пособий, пенсий и льгот, оплаченных слезами миллионов военных вдов из России, Германии, Англии, США, Франции…
Да и зачем нам ублюдочный, циничный и грязный шведский социализм, когда у нас есть уже свой собственный, единственно возможный русско-евразийский путь – социализм, совмещенный с мировоззрением и жизнеустройством общины, перенесенной в промышленные условия?


Вахитов, конечно, такой Вахитов. Но и Совраска, печатающая его, тоже хороша.

Социализм, значит - но при этом русско-евразийский? Который при этом не только терпит такую мерзость, как "мировоззрение и жизнеустройство общины", но и основывается на ней? С совестливостью, но при этом без жирных пособий и пенсий? Ну-ну.

Я уже который год ору о том, что всё никак не дойдёт до вахитовообразных идиотов: социализм - понятие социально-экономическое, но никак не нравственное. Со слезинкой ребёнка он если и связан, то весьма опосредовано. А главное его преимущество перед капитализмом - то, что при нём пенсии и пособия (разумеется, пока ещё сохраняются товарно-денежные отношения) куда жирнее. И они доступны всем.

Не о рае Христовом ору я вам,
Где постнички лижут чай без сахару.
Я о настоящих
Земных небесах ору.
Судите сами: Христово небо ль,
Евангелистов голодное небо ли?
Мой рай – в нем залы ломит мебель,
Услуг электрических покой фешенебелен.
Там сладкий труд не мозолит руки,
Работа розой цветет по ладони.
Там солнце строит такие трюки,
Что каждый шаг в цветомории тонет.
Здесь век корпит огородника опыт —
Стеклянный настил, навозная насыпь,
А у меня
На корнях укропа
Шесть раз в году росли ананасы б.