В хорошем смысле слова


В последнее время я очень часто слышу, что патриотизм и национализм - две большие разницы, или четыре маленькие. Настолько часто, что я решил и для себя обозначить разницу между ними.

Но прежде я оговорюсь, что здесь речь пойдёт о патриотизме и национализме в хорошем смысле слов. Как учит товарищ Аристотель, всякое политическое явление имеет своё извращение, свою, так сказать, дурную ипостась. Например, для монархии это тирания, для аристократии - олигархия. Итак, что же такое патриотизм и национализм в своём неизвращённом виде?

Представьте себе страну, которая созрела или созревает для буржуазной революции. Нация в ней оформляется и начинает осознавать себя - помимо прочего, и в качестве единственно возможного легитимного источника власти. Любая власть, полученная не от нации, уже в силу этого преступна. В стране, разумеется, существует государство, но его источник - иной. Это может быть наша "суверенная демократия", или тупо "божественное право королей"... да мало ли здесь всяких вариантов! Итак, пробуждающаяся нация (пресловутое третье сословие) начинает понимать, что это государство для неё - враг, и формулирует собственные претензии на власть.

Это - национализм. Патриотизму на этом этапе взяться неоткуда, для него ещё нет почвы. Здесь возможен только ложный, извращённый патриотизм, который на самом деле есть верноподданничество - лояльность государству, существующему вне нации и стоящему над ней.

Но вот буржуазная революция стала реальностью. Прежнее государство уничтожено и создано новое - в качестве политического выразителя воли нации. Лояльность этому государству (в сочетании с пониманием того, что и оно должно служить тебе) и есть патриотизм. Суть патриотизма примерно такова: "Это моя страна, я здесь хозяин, и потому должен её, своё добро, защищать". "Allons enfants de la Patrie, le jour de gloire est arrivé!" - вот это патриотизм.

Коротко говоря, национализм - идеология нации, претендующей на власть. Патриотизм - идеология нации, этой властью уже овладевшей.

Излишне говорить, что второе для России преждевременно. Мы и до первого-то ещё не вполне доросли.