: Сон
И не пересказать. Во-первых, он был един, несмотря на множество сюжетов.
Во-вторых, он был хороший, несмотря на множество сложностей.
Там были, в частности: недостроенный мост "Багратион", под которым проплывал наш кораблик; К. Боровой в бакенбардах, похожий на карикатуру Пушкина и говорящий на комическом украинском языке; чужой фотоаппарат, которым в пустом магазине я фотографировал по их просьбе хорошо знакомых, но забывших меня напрочь людей; одеяло из полубумаги, на котором я писал роман (а Горный надо мной смеялся); рассуждение о мнимой необратимости времени и просвечивании фона; окно на первом этаже, где проживал когда-то известный, но покойный музыкант (чуть ли не Дюша).
Наконец, там были трое, гуляющих по городу в штормовках: один молчал, второй ругался, третий был Максим С. Который ругался, он был мой старый виртуальный враг, причем он цитировал какую-то нашу давнишнюю переписку килобайтами. Потом мы помирились, кажется.
Специфика этих трех была в том, что они-то, собственно, и образовывали единство сна, появляясь неизбежно во всех его эпизодах.
И не пересказать. Во-первых, он был един, несмотря на множество сюжетов.
Во-вторых, он был хороший, несмотря на множество сложностей.
Там были, в частности: недостроенный мост "Багратион", под которым проплывал наш кораблик; К. Боровой в бакенбардах, похожий на карикатуру Пушкина и говорящий на комическом украинском языке; чужой фотоаппарат, которым в пустом магазине я фотографировал по их просьбе хорошо знакомых, но забывших меня напрочь людей; одеяло из полубумаги, на котором я писал роман (а Горный надо мной смеялся); рассуждение о мнимой необратимости времени и просвечивании фона; окно на первом этаже, где проживал когда-то известный, но покойный музыкант (чуть ли не Дюша).
Наконец, там были трое, гуляющих по городу в штормовках: один молчал, второй ругался, третий был Максим С. Который ругался, он был мой старый виртуальный враг, причем он цитировал какую-то нашу давнишнюю переписку килобайтами. Потом мы помирились, кажется.
Специфика этих трех была в том, что они-то, собственно, и образовывали единство сна, появляясь неизбежно во всех его эпизодах.