: Простой вопрос без ответа (что бы я рассказал на ЛЧ по фольклору, если бы туда поехал)
Мы все время так упорно констатируем, что русский стих не в силах отказаться от силлабо-тоничности и даже от рифмовки, что пора бы уже попытаться как-нибудь это объяснить.
Заранее откажемся от полемики с теми, кто считает, что это не так. Попросим их просто продекламировать наизусть какой-нибудь длинный верлибр.
Объяснения могут быть, как водится,
(1) историческими.
Русская поэзия XIX века, согласно этой точке зрения, оставалась образцом для новой классики XX века, которая до сих пор остается высшим авторитетом. Даже Бродский не особо экспериментировал с русскими верлибрами (предпочитая резать этого кролика по-английски). Таким образом, у нас нет образцов в виде плотного слоя традиции, есть только отдельные классические тексты ("Она пришла с мороза...", "Нашедший подкову", еще пара стишков).
Тут есть простое возражение - все эти мысли были уже довольно давно высказаны, и многие поэты пытались переломить ситуацию, создав традицию. Антологию русского верлибра не видал ,но думаю,что за тысячу страниц в ней есть. И тем не менее не прививается эта роза к этому дичку (или наоборот?) - так выходит, что все интересные традиции и читателям поэты за рамки тактовика не выходят и рифмуют (или - что нерифмующие и не выходящие неинтересны читателям и традици, как угодно). Быть верлибристом по-русски - это вроде как хайку писать (кстати, хайку по-русски и есть верлибры, вдвойне ненужная форма).
(2) органическими.
(Хи. Хи. Хи.)
Сторонник органической точки зрения сталкивается с известными сложностями.
Речь может идти о социолингвистической органике (то есть, тоже об истории, но другого ряда), но объяснить стих "от языка" - задача, в полный рост дискредитированная еще Якобсоном ("О чешском стихе...").
Мало того, в русской фольклорной лирике рифма - явление нерегулярное и маргинальное (связанное с параллелизмом). В отличие, например, от украинской.
Между тем, начиная с силлабики, мы упорно продолжаем рифмовать, время от времени декларируя, что с этим гадством следует покончить, но возвращаясь к нему.
Я бы скорее предположил, что речь идет о некотором семантическом механизме, доминирующем в русской традиции (видимо, в отличие от других национальных) и пронизывающим разные уровни стиха. Нечто вроде "насильственной/регулярной межтекстовой парадигматиизации". При этом особо значительным становятся такие штуки как "семантический ореол размера" и рифменные клише, позволяющие транслировать соответствия из текста в текст. (В других традициях, видимо, задействованы другие механизмы.)
Они (штуки) выполняют роль напева и формульных клише в фольклоре. От ямщика до первого поэта, как и было сказано. Это не отменяет, кстати, и чистой формульности (ср. у Тютчева).
Отдельная (и заманчивая) тема - пословичный стих как возможный источник нашей рифменной аддикции (хотя он у всех, конечно, рифмованный). По-русски "в рифму" и "взаправду" - не противопоставленные друг другу вещи. Напротив, для того, чтобы пословица была "взаправду", требуется, чтоб она была "в рифму". Это представление может транслироваться в ситуации, далекие от фольклорных: ср. бессмертный доклад трех авторов о рифме на слово "Европа" как идеологическом аргументе.
Вот примерно о чем бы я попробовал рассказать на Лотмановских Чтениях по фольклору, если бы туда поехал.
P.S. Вставлю из разговора по поводу: "Если уйти от этой чрезмерной осторожности - когда на литературу (и поэзию) взваливаются функции недоразвитых/отсутствующих/неподцензурных пластов речи, ей приходится мутировать. Потом это становится привычкой, причем тормозящей развитие помянутых пластов.
Гипотеза, не более того".
P.P.S. Это отчасти объясняет специфику интертекстуальных штудий на русском материале (т.н. "семантическая поэтика" тож). Попробуйте-ка развернуть это на материале Элюара (на самом деле, думаю, что можно, но нужен пристрелявшийся глаз). А тут - рифменная смежность --- и полетели.
P.P.P.S. Если попросту - балабольство у нас есть любимое занятие. В этом русский человек подобен италианцу, но у того - глаз, язык и тактильность. А у нас - чистая вербальность.
Мы все время так упорно констатируем, что русский стих не в силах отказаться от силлабо-тоничности и даже от рифмовки, что пора бы уже попытаться как-нибудь это объяснить.
Заранее откажемся от полемики с теми, кто считает, что это не так. Попросим их просто продекламировать наизусть какой-нибудь длинный верлибр.
Объяснения могут быть, как водится,
(1) историческими.
Русская поэзия XIX века, согласно этой точке зрения, оставалась образцом для новой классики XX века, которая до сих пор остается высшим авторитетом. Даже Бродский не особо экспериментировал с русскими верлибрами (предпочитая резать этого кролика по-английски). Таким образом, у нас нет образцов в виде плотного слоя традиции, есть только отдельные классические тексты ("Она пришла с мороза...", "Нашедший подкову", еще пара стишков).
Тут есть простое возражение - все эти мысли были уже довольно давно высказаны, и многие поэты пытались переломить ситуацию, создав традицию. Антологию русского верлибра не видал ,но думаю,что за тысячу страниц в ней есть. И тем не менее не прививается эта роза к этому дичку (или наоборот?) - так выходит, что все интересные традиции и читателям поэты за рамки тактовика не выходят и рифмуют (или - что нерифмующие и не выходящие неинтересны читателям и традици, как угодно). Быть верлибристом по-русски - это вроде как хайку писать (кстати, хайку по-русски и есть верлибры, вдвойне ненужная форма).
(2) органическими.
(Хи. Хи. Хи.)
Сторонник органической точки зрения сталкивается с известными сложностями.
Речь может идти о социолингвистической органике (то есть, тоже об истории, но другого ряда), но объяснить стих "от языка" - задача, в полный рост дискредитированная еще Якобсоном ("О чешском стихе...").
Мало того, в русской фольклорной лирике рифма - явление нерегулярное и маргинальное (связанное с параллелизмом). В отличие, например, от украинской.
Между тем, начиная с силлабики, мы упорно продолжаем рифмовать, время от времени декларируя, что с этим гадством следует покончить, но возвращаясь к нему.
Я бы скорее предположил, что речь идет о некотором семантическом механизме, доминирующем в русской традиции (видимо, в отличие от других национальных) и пронизывающим разные уровни стиха. Нечто вроде "насильственной/регулярной межтекстовой парадигматиизации". При этом особо значительным становятся такие штуки как "семантический ореол размера" и рифменные клише, позволяющие транслировать соответствия из текста в текст. (В других традициях, видимо, задействованы другие механизмы.)
Они (штуки) выполняют роль напева и формульных клише в фольклоре. От ямщика до первого поэта, как и было сказано. Это не отменяет, кстати, и чистой формульности (ср. у Тютчева).
Отдельная (и заманчивая) тема - пословичный стих как возможный источник нашей рифменной аддикции (хотя он у всех, конечно, рифмованный). По-русски "в рифму" и "взаправду" - не противопоставленные друг другу вещи. Напротив, для того, чтобы пословица была "взаправду", требуется, чтоб она была "в рифму". Это представление может транслироваться в ситуации, далекие от фольклорных: ср. бессмертный доклад трех авторов о рифме на слово "Европа" как идеологическом аргументе.
Вот примерно о чем бы я попробовал рассказать на Лотмановских Чтениях по фольклору, если бы туда поехал.
P.S. Вставлю из разговора по поводу: "Если уйти от этой чрезмерной осторожности - когда на литературу (и поэзию) взваливаются функции недоразвитых/отсутствующих/неподцензурны
Гипотеза, не более того".
P.P.S. Это отчасти объясняет специфику интертекстуальных штудий на русском материале (т.н. "семантическая поэтика" тож). Попробуйте-ка развернуть это на материале Элюара (на самом деле, думаю, что можно, но нужен пристрелявшийся глаз). А тут - рифменная смежность --- и полетели.
P.P.P.S. Если попросту - балабольство у нас есть любимое занятие. В этом русский человек подобен италианцу, но у того - глаз, язык и тактильность. А у нас - чистая вербальность.