: Lytdybr
Когда смеркнулось, я вышел с тайной целью из дому.
На остановке я ждал автобуса. Он должен был прийти через три минуты. Тут ко мне подошел эстонский человек пожилых лет с бородой, в вязаной шапке, с кучей пластиковых пакетов, но при этом совершенно трезвый и не пахнущий ничем.
Он начал быстро говорить со мной по-эстонски, спрашивая, когда придет автобус, обсуждая новые маршруты движения городского транспорта и сетуя на дороговизну жизни. Он так интенсивно говорил, что у меня голова закружилась, и я отвечал ему немногосложно, а потом и вовсе убежал курить подальше.
Автобус почему-то опоздал на пять минут. Я сел впереди и стал читать в дневнике цензора Никитенки (кстати, вот несправедливость, никто Никитенку никогда не называет "профессором"!) о том, как Греч в 1839 г. собирался задавить Краевского.
За мостом в автобус зашли люди в форме. Это были контролеры билетов. Не отрываясь от дневников цензора (ну ладно, я когда-нибудь назову его "профессором"), я протянул человеку свой билет. Он сличил билет с образцом компостера и сказал мне что-то по-эстонски, я ответил пожатием головы и кивком ноги. Он сказал, что все нормально, пробил мой билет еще раз и ушел вглубь автобуса. Я сообразил, что ему не понравилось, что у меня одна дырка в билете пробилась неотчетливо. Ну, кому нравится, кому нет... Контролеры поймали одного юношу без билета и увели его в свой фургончик пытать и мучать, а мы поехали дальше и вскоре приехали в центр города, где я понял, почему автобус опоздал на пять минут.
Он опоздал, потому что место, куда я шел, было закрыто.
Но это не остановило меня.
Когда смеркнулось, я вышел с тайной целью из дому.
На остановке я ждал автобуса. Он должен был прийти через три минуты. Тут ко мне подошел эстонский человек пожилых лет с бородой, в вязаной шапке, с кучей пластиковых пакетов, но при этом совершенно трезвый и не пахнущий ничем.
Он начал быстро говорить со мной по-эстонски, спрашивая, когда придет автобус, обсуждая новые маршруты движения городского транспорта и сетуя на дороговизну жизни. Он так интенсивно говорил, что у меня голова закружилась, и я отвечал ему немногосложно, а потом и вовсе убежал курить подальше.
Автобус почему-то опоздал на пять минут. Я сел впереди и стал читать в дневнике цензора Никитенки (кстати, вот несправедливость, никто Никитенку никогда не называет "профессором"!) о том, как Греч в 1839 г. собирался задавить Краевского.
За мостом в автобус зашли люди в форме. Это были контролеры билетов. Не отрываясь от дневников цензора (ну ладно, я когда-нибудь назову его "профессором"), я протянул человеку свой билет. Он сличил билет с образцом компостера и сказал мне что-то по-эстонски, я ответил пожатием головы и кивком ноги. Он сказал, что все нормально, пробил мой билет еще раз и ушел вглубь автобуса. Я сообразил, что ему не понравилось, что у меня одна дырка в билете пробилась неотчетливо. Ну, кому нравится, кому нет... Контролеры поймали одного юношу без билета и увели его в свой фургончик пытать и мучать, а мы поехали дальше и вскоре приехали в центр города, где я понял, почему автобус опоздал на пять минут.
Он опоздал, потому что место, куда я шел, было закрыто.
Но это не остановило меня.