2:01pm: Всеволод Некрасов
* * *
Вообще конечно
наверно верно
тоже верно
конечно
не очень точно
но ничего
ничего
насколько скоро
насколько скользко
не так-то просто
как это ни странно
почти что чисто
довольно вольно
немножко можно
немножко больше
того что можно
может
еще немножко
а сколько можно
что ж тут можно
сказать
белеет парус
играют волны
сидим у моря
да ждем погоды
собака лает
когда-то будет
контора пишет
бумага терпит
чем черт не шутит
Лимонов скажет
а я молчит
пусть Пушкин пишет
Пушкин
все спишет
Денис Давыдов
Давид Самойлов
другим наука
отец солдатам
сосед соседа
сестра таланта
(сестра таланта -
Мария Павловна Чехова)
тебе и выборы
ни мяса ни рыбы
сказать неложно
забыть так скоро
отборный Бродский
роскошный Кушнер
кусочек Сочи
кусочек
неизвестно чего
( Read more... )
6:30pm:
В городской библиотеке. Финские поэты в кадр не попали.
10:04pm: Глоссы
Основная претензия та, что эта дисциплина, судя, во всяком случае по Тарту и около тартуской компании, практически полностью отказалась от рефлексирования своих методологических оснований. А дисциплина, которая этого не делает, не договаривается и не передоговаривается о методе, не может почитаться научной. Нет методологической рефлексии - нет науки.
С нетерпением ждем также ученых мнений автора о современной экономике, геофизике и сфрагистике.
На протяжении многих лет я посещала конференции русских филологов.
Пока не перестали звать. Не всякому интересны рефераты переведенных на русский и опубликованных в популярных журналах работ западных медиевистов, равно как и рассуждения о(б) (б)анальном в "Медном всаднике". Это очень важно. Попытайтесь, пожалуйста, это понять.
Между тем, в современной гуманитарной науке невозможно не пользоваться семиотикой как основой, базой понимания любого культурного явления.
А вот Тынянов обходился как-то. И ничего.
Студентам не объясняют, откуда растут ноги у их блестящих кумиров.
Ноги - они известно откуда растут. Изучать это место, наверное, интересно, хоть у Медного всадника, хоть у какого еще кумира. Но у нас пока Тютчев не прокомментирован.
Под предлогом разделения кафедр на семиотику и славистику, студентам-славистам многие годы не разрешалось получать пункты на Отделении семиотики.
Это - ложь.
Мы включены в горизонтальную, групповую, проектную без дураков интердисциплинарную и интернациональную интеллектуальную работу европейского образца.
Я знаю Эко, и Эко меня знает!
А русская филология замкнулась в своей узкой тусовке, и скрежещет зубами, когда ей об этом напоминают.
А русская филология замкнулась в своей узкой тусовке, и скрежещет зубами, когда ей об этом напоминают.
А русская филология замкнулась в своей узкой тусовке, и скрежещет зубами, когда ей об этом напоминают.
А русская филология замкнулась в своей узкой тусовке, и скрежещет зубами, когда ей об этом напоминают.
Перед "и" тут не следует ставить запятой.
10:18pm: Вечерний хип-хоп
Финский переводчик Ю. М. сказал, что не станет со мной разговаривать о верлибре.
- У нас, - сказал он, - есть опыт. В Петербурге тоже вот вечно такие пожилые люди встают и спрашивают, стихи ли это вообще...
Ну ладно, я не в претензии. Хотя вопросы у меня были другого рода.
Зато потом я наблюдал в действии развертывание очень интересного лирического текста.
Значит, стою я на переходе. Красный горит. И тут меня обгоняет маленький плотный русский человек с усами и в кожаной куртке. Неуловимо, но отчетливо похожий на генерала Руцкого. Апоплексический такой и злой.
Он держит у уха своего мобильный телефон и кричит в него так:
- Я, блядь?
Кто, я, блядь?
Ты это мне сказал, сука, блядь?
На красный свет он перебежал через дорогу. Потом на красный же свет перебежал обратно и крикнул в трубку:
- Я завтра тут всех убью!
Я тут всех завтра на хуй убью!
Почему?
Потому что меня учили убивать!
Меня тридцать лет учили убивать!
Я тридцать лет хотел быть добрым, блядь!
Но завтра я решу все проблемы.
Я завтра, на хуй, всех убью!
Тут загорелся зеленый. Незнакомец зигзагами пересек опять проезжую часть и помчался, как капля пресловутой красной ртути, по направлению к магазину. Издалека доносилось:
- Ты понял, сука, блядь?
Меня учили убивать.
И завтра тут никого, блядь не будет!
Ты сам заплатишь, понял?
И все тут заплатят, сука, блядь!
Он добежал до перехода у магазина. Там его попыталась пропустить какая-то машина. Но он не дал машине шанса, он кинулся на нее, как Гастелло на амбразуру подводной лодки и выкрикнул машине напоследок, грозя ей кулаком:
- А ты, сука, блядь, - уебывай отсюда на хуй!
После чего спрятал трубку в карман куртки и растворился в сумерках холодного майского вечера.
Звеня и подпрыгивая, конечно.
