Мемуар о рецепции
Стараниями Г. Морева в OpenSpace появился : юбилейный блок публикаций о Е. Харитонове.
Все любили Харитонова в начале 90-х. Не заглядывая сейчас в его двухтомник ("Глагол", около 1993?), пытаюсь вспомнить, за что: за Розанова, за тягучее балансирование между лирикой и эпосом, за спотыкания советской машинописи (не воспроизведенные изданием "Глагола"): за опечатки, за описки, за интонационные сломы. Ну, и за гомосексуализьм тоже, конечно. Не в тематическом его аспекте, но в стилистическом.
Сладкие слюни брежневской стабильности, слезы на бумажных кладбищенских цветах неизлечимой империи. Жидкости и секреты. (Жид, кости... Коммунальные разговоры, тонкие гипсокартонные перегородки.)
Помнится, пошел я вскоре после выхода книги покупать ее.
Шел пешком из Калашного в Замоскворечье и по дороге сочинял эссе о Харитонове. Подробностей не помню, но помню, что уже на Пятницкой придумал название.
В магазине выяснилось, что Харитонова нету. Раскупили двухтомник Харитонова, объяснил мне хозяин того знаменитого на весь мир магазина Марк Иехиельевич Ф.
И я купил тогда трехтомник Довлатова и сам развеселился такой подмене.
А эссе называлось Писатель на букву "Х".
Стараниями Г. Морева в OpenSpace появился : юбилейный блок публикаций о Е. Харитонове.
Все любили Харитонова в начале 90-х. Не заглядывая сейчас в его двухтомник ("Глагол", около 1993?), пытаюсь вспомнить, за что: за Розанова, за тягучее балансирование между лирикой и эпосом, за спотыкания советской машинописи (не воспроизведенные изданием "Глагола"): за опечатки, за описки, за интонационные сломы. Ну, и за гомосексуализьм тоже, конечно. Не в тематическом его аспекте, но в стилистическом.
Сладкие слюни брежневской стабильности, слезы на бумажных кладбищенских цветах неизлечимой империи. Жидкости и секреты. (Жид, кости... Коммунальные разговоры, тонкие гипсокартонные перегородки.)
Помнится, пошел я вскоре после выхода книги покупать ее.
Шел пешком из Калашного в Замоскворечье и по дороге сочинял эссе о Харитонове. Подробностей не помню, но помню, что уже на Пятницкой придумал название.
В магазине выяснилось, что Харитонова нету. Раскупили двухтомник Харитонова, объяснил мне хозяин того знаменитого на весь мир магазина Марк Иехиельевич Ф.
И я купил тогда трехтомник Довлатова и сам развеселился такой подмене.
А эссе называлось Писатель на букву "Х".