rigort's Journal
[Most Recent Entries]
[Calendar View]
[Friends View]
Saturday, July 23rd, 2011
Time |
Event |
11:13a |
К истории "Слова нации". Часть первая К истории «Слова нации» Самиздат русских националистов в СССР начался с анонимного текста, в заглавии которого значилось – «Слово нации». Свой политический идеал «авторы» видели – текст был подписан «русские патриоты» – в появлении «мощного национального государства», в котором «русский народ на самом деле, а не по ложному обвинению, должен стать господствующей нацией, не в смысле угнетения других народов, а хотя бы в том, чтобы сами русские не становились жертвами дискриминации и даже террора в отдельных частях своей собственной страны». Это был первый текст русских националистов в самиздате, который получил широкую известность как в Советском Союзе, так и за рубежом. На самом деле «Слово нации» написал один из наиболее активных участников русского национального движения в СССР Анатолий Михайлович Иванов. На протяжении 1970-х годов из-под его пера вышло немало публицистических текстов для самиздата, он был одним из основных авторов общественно-политических журналов национально-патриотического направления «Вече» (1971–1974) и «Московский сборник» (1974–1975). Текст «Слова нации» был написан им в основном летом-осенью 1970 года. После обсуждения в кругу единомышленников и правки он был окончательно готов в декабре того же года. Посмотреть на Яндекс.Фотках Со второй половины 1960-х годов в СССР происходит резкая политизация самиздата, значительно увеличивается количество самиздатских текстов. В этот же период качественные изменения происходят в русском национальном движении, появляется самиздат русских националистов. Важную роль в этом процессе сыграли участники антисоветских групп второй половины 1950-х годов, которые с середины 1960-х годов начали выходить на свободу из мест заключения и активно включались в неформальную политическую деятельность. Как справедливо отметил в своем исследовании В. Иофе «из персонажей этого периода [т.е. конца 1950-х – К.Т.] потом вышло много участников общественного движения 60-х–70-х годов». В годы «оттепели» в лагерях оказалась «недавно посаженная интеллигентная молодежь, состоящая преимущественно из бывших московских и питерских студентов – вспоминает В. Садовников, заключенный Дубравлага в 1961–1966 годах. – Из этой политизированной молодежи выделялось несколько кружков – примерно от трех до десяти человек подельников, – посаженных в первый период хрущевской оттепели, в 1957–1959 годах, слишком наивно и всерьез поверивших в либерализацию коммунизма. Молодежь эта была репрессирована за отстаивание и «пропаганду», в основном устную, как тогда говорили, различных «ревизионистских» идей. Пробуждение общественного сознания в период «оттепели» шло, как правило, в леворадикальном и околомарксистском направлении. Прежде всего отталкивались от вопиющего противоречия между заманчивыми теоретическими обещаниями «классиков» и практической их реализацией. Марксистская окраска тогдашнего диссидентства легко объяснима тем, что никакой философии, кроме диамата, тогда практически в обороте не было». Однако в лагере идеологическая ситуация была совершенно иной. Здесь были представлены практически все невозможные в официальной советской жизни политические и мировоззренческие позиции. В Дубравлаге находились многочисленные национал-сепратисты из Украины, Прибалтики, Закавказья, только нарождающиеся русские националисты и умудренные опытом члены НТС, еврейские националисты–сионисты, православные (в основном «катакомбники»), иеговисты, католики, протестанты. В 1962 году прибыли осужденные «новочеркассцы». Было немало «полицаев», парашютистов, сброшенных западными спецслужбами над территорией СССР. В условиях относительно либерального режима содержания постоянно шел обмен информацией, вспыхивали ожесточенные дискуссии, каждая идеологическая группа стремилась завоевать умы только что прибывших заключенных. «Среди лагерной интеллигенции в демсекции ходило много интересных и практически недоступных на воле книг: Ницше, Шпенглер, Шопенгауэр, Фрейд, редкие философские и исторические работы, не говоря уже о художественной литературе, все это разными путями и каналами стекалось в зону. Очень большой популярностью пользовался начавший недавно выходить еженедельник “За рубежом”, а также журналы и газеты из стран “народной демократии”, которые тогда свободно пропускали в зону по почте. Особенно популярной была литература из весьма либеральной в ту пору гомулковской Польши». Лагерь стал для многих молодых людей настоящей политической школой. Впрочем, для идейного переворота какая-то специальная литература была зачастую совсем не обязательна. Достаточно было нового опыта, чувства отделённости от советской действительности. Ю.Т. Машков, руководитель небольшой студенческой группы, из «анархо-коммуниста» стал в лагере русским националистом радикально правого направления. Для него необходимым импульсом оказалась только что изданная в СССР «История России...» С.М.Соловьёва. Столкновение с совершенно иной действительностью кардинально изменило мировоззрение многих заключенных. Поэтому неудивительно, что многие левые ревизионисты довольно быстро «правели», становились убежденными русскими националистами. В своих воспоминаниях В.В. Садовников приводит не мало таких случаев. В частности, такую мировоззренческую метаморфозу пережили в лагере друзья А.М. Иванова И.В. Авдеев, В.Н. Осипов, их товарищ по заключению В.В. Ильяков, уже упоминавшийся Ю.Т. Машков. В.Н. Осипов, один из наиболее известных деятелей русского национального движения в СССР, вспоминает о пережитом им в Дубравлаге мировоззренческом перевороте так: «В этой зоне я столкнулся с оголтелой русофобией украинцев-западенцев, постоянно поносивших проклятых «москалей». <...> Надо сказать, что бандеровцы (и те, кто угождал им) были как жернова, как шлифовальный круг для тех молодых русских ребят, которые приходили в лагерь беспечными «интернационалистами». <...> … я понял одно: никому нет дела до русского народа. Ни у кого нет жалости к этому народу, к моему народу. Я почти не спал в эту ночь и утром встал русским националистом». Иванов А.М. Слово за слово (ответ А.Краснову-Левитину); Скуратов А. [Иванов А.М.] У истоков русского самосознания; [Иванов А.М.]. Генерал М.Д. Скобелев как полководец и государственный деятель; [Иванов А.М.] Роль Н.Я Данилевского в мировой историософии; [Иванов А.М.] Открытое письмо «Русских патриотов» и.о. зав. Отделом агитации и пропаганды ЦК КПСС, д-ру исторических наук Яковлеву А.Н.; [Иванов А.М.] Против притязаний партий Японии на Курилы; Скуратов А. [Иванов А.М.]. «Август 14-ого» читают на родине; Скуратов А. [Иванов А.М.] По поводу полемики между Сахаровым и Солженицыным; [Иванов А.М.] О «колониальной» политике России; Скуратов А. [Иванов А.М.] Триумф самоубийц; [Иванов А.М.] Логика кошмара; и др. | 11:15a |
К истории "Слова нации". Часть вторая А.М. Иванов, как и многие из его товарищей, свой путь в неформальную политику начинал с кружков ревизионистского толка. Свою первую подпольную антисоветскую группу он создал еще в старших классах осенью 1952 года. По окончании школы поступил сначала в Институт иностранных языков им. М.Тореза, где отучился один курс. Потом, в 1955 году, на исторический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, откуда в самом конце 1957 года был отчислен за политическую неблагонадежность. В январе 1959 года он был арестован. У его друга И.В. Авдеева при обыске была обнаружена статья Иванова «Рабочая оппозиция и диктатура пролетариата». В ней автор критиковал Маркса с помощью аргументов, почерпнутых у Бакунина, и «проводил линию через «рабочую оппозицию» к тогдашним югославским рабочим советам и даже к венгерской революции 1956 года». Суд направил Иванова на принудительное лечение в Ленинградскую специальную психиатрическую больницу, откуда он освободился в августе 1960. Вскоре, в октябре 1961 года, последовал новый арест, на этот раз по делу «площади Маяковского». Вместе с Ивановым был осужден его друг и однокурсник по историческому факультету МГУ В.Н. Осипов. Суд вновь приговорил Иванова к «принудлечению». На этот раз в Казани, где, как он вспоминает, «никакого лечения ко мне не применяли – ни таблеток, ни уколов. Как острили наши ребята: стенкотерапия и решеткотерапия». Через два года он освободился и устроился работать переводчиком с французского и немецкого в НИИ Полиграфмашиностроения, что оставляло достаточно времени для творчества и политики. «Через год после моего освобождения вернулся из лагеря Игорь Авдеев – вспоминает Иванов. – От него я узнал, что и он и Володя Осипов заделались теперь православными монархистами. Я этим делом дотоле не увлекался, был весьма удивлен такой эволюцией и решил изучать славянофилов. Они меня чрезвычайно заинтересовали. После освобождения из Казани я восстановился на заочном отделении МГУ, где написал по славянофилам сначала курсовую работу, а потом и диплом». Позднее, оттачивая свои взгляды, которым он считал необходимым придать «строго научный характер», Иванов много работал в Исторической библиотеке, читал научную литературу по философии, истории, антропологии и этнографии. Среди прочитанных тогда авторов были И.Ф. Шмальгаузен и В.В. Бунак, что наложило известный отпечаток на его взгляды. Тогда же, в 1967–1968 годах, Иванов, через литературного критика О.Н. Михайлова, стал участником заседаний Русского клуба (официально – секция пропаганды Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры). Под таким названием проходили собрания патриотической интеллигенции самого разного общественного положения, от писателей и литературных критиков до авторов самиздата. На «вторниках», как назывались в кругу участников заседания клуба, делались доклады на различные культурно-исторические темы, а затем шел свободный обмен мнениями. Руководили клубом Д.А. Жуков, П.В. Палиевский и С.Н. Семанов. В.Н. Осипов так вспоминает об этих встречах: «Я помню знаменитую дискуссию о расколе. Были сторонники Аввакума, были противники Аввакума, но и те и другие были патриоты. Это была дискуссия патриотов между собой, без единой марксистской формулировки, без единого марксистского тезиса, будто марксизма не существует». Собственно круги старых и новых знакомых А.М. Иванова и составили ту референтную группу, на мнение которой он опирался при написании «Слова нации». Одна ее часть состояла из бывших политзаключенных: И.В. Авдеева, В.Н. Осипова, В.В. Ильякова, о.Дмитрия Дудко. Другая, была представлена московской интеллигенцией, связанной с Русским клубом: С.Н. Семанов, М.П. Кудрявцев, В.А. Виноградов. В 1969 году в самиздате появилась, составленная С.Солдатовым «Программа демократического движения Советского Союза». «Программа…» гласила, что «самой большой колониальной державой, удерживающей вокруг русского ядра наибольшее количество народов, является Советский Союз», который «должен <…> предоставить, политическую самостоятельность и культурную автономию всем народам, которые этого пожелают». В списке порабощенных Россией народов, помимо привычных прибалтов, среднеазиатов и украинцев, фигурировали казаки, народы Поволжья, Урала, Сибири, Камчатки. Солдатов утверждал, что «центральная власть по своему усмотрению хищнически выкачивает национальные ресурсы и богатства, принадлежащие исконным народам», «из экономически развитых республик (Украина, Белоруссия, Прибалтика) больше вывозится, чем ввозится». Русским предлагалось «изжить в себе позорные колониальные предрассудки» и возместить угнетенным национальностям все моральные, культурные, территориальные и имущественные потери. Появление такого документа очевидно требовало ответа от имени русских националистов. Таким ответом и явилось «Слово нации», содержание и композиция которого обусловлены полемикой с «Программой демократического движения Советского Союза». Текст «Слова нации» первоначально обсуждался в кругу бывших политзаключенных. На этом этапе были внесены небольшие поправки: И.В. Авдеев настоял на том, чтобы вычеркнуть абзац, где говорилось о возможном предоставлении независимости прибалтийским республикам. На мнение о.Дмитрия Дудко А.М. Иванов ориентировался в религиозном вопросе. Потом программный манифест обсуждался с участниками Русского клуба. Так, С.Н. Семанов составил небольшой список своих комментариев и предложений к «Слову..», но они при окончательной редакции учтены не были. Осенью 1970 года Иванов передал рукопись «Слова нации» В. Буковскому для распространения в СССР и за рубежом. Другие копии разошлись по знакомым Иванова и его друзей. Сам автор после двух предыдущих арестов все оригиналы своих текстов уничтожал. Первый отклик на «Слово нации» появился в «Хронике текущих событий» №17: «Документ типа декларации, манифест русских националистов. Авторы ожесточенно полемизируют с отечественными (и всякими) либералами, обвиняя их в беспочвенности, бессилии и объективной губительности их целей и взглядов. «Русские патриоты» ратуют за чистоту белой расы, которую портит «беспорядочная гибридизация», за возрождение России («великой, единой и неделимой») и национальной религии». В таком же духе были выдержаны вскоре появившиеся полемические статьи в самиздате. Значительно больший интерес представляет собой материал, опубликованный в 1971 году в парижской «Русской мысли». В газете под заголовком «Принципиальные споры в самиздате» на одной полосе были напечатаны выдержки из «Слова нации» и «Слова о свободе» В. Гусарова, снабженные общим редакционным комментарием. В нем журналисты «Русской мысли» отмечают, что «наиболее обильный материал доходит к нам о положении евреев в СССР, при чрезвычайной ограниченности сообщений о других народностях, даже о русских». «Слово нации», по их мнению, радикально отличается от большинства дошедших ранее до Парижа самиздатских документов, которые, как правило, составлены людьми еще не вышедшими «за пределы внутри-коммунистической оппозиции». По мнению редакции «Русской мысли» А.Д. Сахаров, В.Н. Чалидзе и другие не являются полноценными оппозиционерами советскому режиму. В отличие от них авторы «Слова нации» представляют собой новое явление в общественной жизни СССР – полноценную политическую оппозицию, занятую «не только проблемами настоящего, но и будущего». Появление «Слова нации» наделало много шума в советологических кругах Запада. По словам американского исследователя Джона Данлопа «Слово нации» «поразило многих западных читателей своей запальчивостью и непреклонностью в решении национального вопроса». Лондонский журнал «Survey» посвятил «Слову нации» сразу несколько публикаций. В 1971 году там был полностью напечатан текст манифеста в переводе на английский язык. Позднее, большое внимание разбору «Слова нации» уделил в своей работе «Возрождение русского национализма в самиздате» канадский советолог и историк украинского происхождения Дмитрий Поспеловский. В свою очередь его статья была критически разобрана русскими националистами в «Вече» №9. Несмотря на то, что «Слово нации» упоминается и цитируется во многих научных работах, полностью документ был опубликован лишь один раз, в мюнхенском журнале «Вече» (1981. №3. С. 106–131), который редактировался русским националистом Е.А Вагиным, участником ВСХСОН, вынужденно эмигрировавшим в Западную Европу в 1976 году. В нашем издании текст печатается по ксерокопии с машинописного оригинала из архива С.Н. Семанова. Интервью автора с А.М.Ивановым 01.07.2008 // Архив автора. Гусаров В. Слово о свободе; Краснов-Левитин А. Живое слово. Отклик на «Слово нации»; Северный С. Авторам «Слова нации». См. ХТС. №№17, 19. «Слово нации» также было полностью напечатано в самиздатском журнале Г. Шиманова «Непрядва» (№18. 1990. С.52–62). В последние годы в двух документальных сборниках «Слово нации» публиковалось в сокращении. См.: Антология самиздата. Неподцензурная литература в СССР. 1950-е – 1980-е. В 3-х томах. М., 2005. Т.2. С.362–368; К ненашим. Из истории патриотического движения. М., 2006. С.170–185. |
|