| 10:40p |
Из Гандлевского
Еврейским блюдом угощала.
За антикварный стол сажала.
На "вы" из принципа звала.
Стелила спать на раскладушке.
А после все-таки дала,
Как сказано в одной частушке.
В виду имея истеричек,
Я, как Онегин, мог сложить
Петра Великого из спичек
И благосклонность заслужить.
Чу! Гадкий лебедь встрепенулся.
Я первой водкой поперхнулся,
Впервые в рифму заикнулся,
Или поплыть?
Айда. Мы что ли не матросы?!
Вот палуба и папиросы,
Да и попутный поднялся.
Вот Лорелея и Россия,
Вот Лета. Есть еще вопросы?
Но обознатушки какие,
Чур перепрятушки нельзя.
1994
Это и Обогуеву тоже как давно обешаный пример того какая сегодня должна быть поэзия и почему
Мы последние в нашей династии
И жить нам не долгий срок
Нам - коробейникам счастья,
Кустарям задушевных строк
Сказал Шершеневич и умер, что симптоматично, в Барнауле от туберкулеза. Так, видать, и не дождался, чтоб без истерик, без слёз, без тревог. Там и похороенен. Бывал я в Барануле, там не так много культурных мест, могли бы, кстати, местные власти занятся памятью главнейшего русского поэта 20 века. |