| 6:22p |
Побежденный враг.
За 100 лет Каганата инородцы сумели привнести в нашу культуру множество изачально чуждых ей понятий и культурных установок. Так, для собственно русской культуры характерно уважительное отношение к побежденному противнику, почитайте, скажем, воспоминания Дениса Давыдова о войне 12 года или припомните памятник французскиим солдатам, павшим при Бородино. В тоже время, для всемерно внедряемой инородческой культуры хактерно упрошенное отношение к побежденному врагу – Добей его! Тысячу раз добей! И детей, и жён, и скот его! И тысячу лет потом рассказывай байки про его преступления! (благополучно забыв про многочисленные свои). Не пытаясь изменить нашего прошлого, я лишь раскажу о том как я один раз в жизни встретил настояшего солдата с той стороны. Уже в Америке у меня на приеме как-то попал немец, который, поняв по имени что я русский, заулыбался, стал говорить по русски «работать, работать!» - потом попытался говорить со мной по русски, не смог подобрать слов, смешался, покраснел, сказал – «забыл» - и стал говорить преимущественно по аннглийски (комплекс Пекторалиса, я бы сказал). Оказалось, что он попал в плен под Сталинградом «когда уже вся армия сдалась», несколько лет сидел почему-то «под Львовом», и далее последовало краткое изложение «Архипелага Гулаг». «Там почти все и умерли» - сказал немец с легкой улыбкой. Он выжил, по его словам, благодаря тому, что знал ремесло пекаря и работал на хлебопекарне. Рассказ про плен в общем, как я и сказал, был кратким изложением Солженицына, из интересных деталей мне лишь запомнилость как он рассказывал, что НКВД пленных допрашивало дважды – сразу после плена и перед освобождением. При этом детально выспрашивали подробности службы в Вермахте, места, даты и т.д. Не дай Бог два расказа не совпадали – так выявляли тех, кто служил не в полевых войсках, а в СС или иных карательных органах. «I always told truth» сказал немец и на секунду в его голосе блеснул страх передо мной как представителем той силы. На удивление, немец не ожесточился, а, наоборот, часто потом ездил в Россию, чуть не каждый год, побывал везде. В Ташкенте даже поучавствовал в задержании «пытавшегося оказать сопротивление преступника» (На следующий приём он приташил мне Грамоту, выданую в 1968 году ташкентским УВД «гражданину ФРГ NN за помошь в задержании вооруженного преступника»). На мой вопрос о деталях немец только сазал по русски «он пытался оказать мне вооруженное сопротивление». При этом воспоминании он блаженно улыбнулся, как иной человек улыбается при воспомиании об особом роде форели, подаваемой в "Славянском базаре". Как-то вот представилось как узбекского братка скрутил настоящий фронтовик. Немец с полчаса перечислял где он был в России – и Москва, и Дальний Восток, и Средняя Азия. А Сталинград – спросил я его сглупу. Внезапно жизнерадостный улыбчивый немец странно просерел и страшно сказал – «я никогда не ездил в Сталинград. Это был ад.». Тут со мной приключилось сатори – я как-то на минуту полностью почувствовал, что такое для него Сталиниград. Потом я часто анлизировал это, и рационально это можно обьяснить тем, что немец совершенно спокойно и с улыбой рассказывал о смерти товаришей в ГУЛАГе, какие-то детали жизни на передовой, допросы НКВД, как он задержал вооруженного преступника, и вдруг такой , прошедший передовую, ГУЛАГ и эмиграцию человек весь страшно сереет через 60 лет после события при одном воспоминании о нём. Что ж там было такое?
Честно, я испытал к нему большое уважение. Сегодня не самая радостная дата в истории Германии, и я думаю, что несмjnря на инородческий агитроп, русским следует по-прежнему с уважением относится к побежденному противнику. |