| 10:36a |
Боевое братство либералов и охранителей
Спор Гозмана и Скубейды это вообще-то спор о том, как правильно освежевывать Россию. То есть, надо ли ее в процессе приготовления оплевывать, или напротив, покрепче связать и заткнуть рот петрушкой. Ну, как вкуснее получится?
В голове совецкого человека легко помещается тезис, что бытие определяет сознание. Но понимание того, что действительная стопроцентная реализация этого тезиса возможна только в условия рынка, это до совецкого человека доходит с большим опозданием. До меня, во всяком случае. А то, в какой степени это самое бытие может определять это сознание, я, например, и сейчас всякий раз глаза протираю.
Ну, рассмотреть бытие Скубейды и Гозмана и то каким образом оно влияет на их сознание. А тако ж рассмотреть, чем советский механизм воздействия бытия на сознание отличается от постсоветского. И тут откроются занятные штуки.
Для чистоты эксперимента прикинем какие аналоги можно найти у Скобейды и Гозмана при советской власти. Ну, по темпераменту, советская Скобейда так бы и трудилась на газетной ниве, а Гозман вероятно читал бы лекции от общества Знание, как старший Сванидзе. Что-нибудь такое необременительное и общегуманитарное, о щупальцах сионизма или о происках адвентистов седьмого дня, про поворот сибирских рек на юг и жизнь на Марсе ему уж не потянуть.
Бытие, конечно, не айс, но ведь и фигуранты не коперники или чегевары. Так что, по способностям, хотя, конечно, совсем не по потребностям.
Ну, и вот как это бытие влияло на сознание наших Гозмана и Скубейды? Да никак.
Потому как не требовало то бытие никакого фанатизма от сознания. Так что антисионист Гозман спокойно проходил мимо синагоги, ежели она конечно в городе имелась, и не бился в падучей при виде портрета Пушкина с бакенбардами сомнительного вида.
Тоже самое и Скобейда, отбыв дежурный номер по побиванию американского империализма или освещению посевной в духе решений последнего съезда, шла себе домой выкинув из головы все цитаты генсека и прочий исторический материализм.
Даем машинке реверс и переносимся обратно, во времена суверенной демократии. И что мы видим? Мы видим, что наши милые приспособленцы превратились в каких-то обезумевших существ. О, какая ужасная метаморфоза!
А что за это время изменилось?
Не, ну, понятно, что газетка в которой служит Скобейда, теперь перешла на самоокупаемость и благосостояние сотрудников напрямую стало зависеть от тиража. Так же понятно, что Гозман теперь уж камлает не от общества Знание, а от имени всей прогрессивной общественности, от Гудзона до Шепетовки. Но это вроде не повод, чтобы вот так стать на четвереньки и вдруг захрюкать. Значит есть еще что-то.
То есть, что заставляет скромных работников идеологического фронта терять человеческий облик? С большой долей вероятности можно предположить, что дело тут в состоянии этого самого идеологического фронта.
Так на какой же войне убило на всю голову Гозмана и Скобейду? И второй вопрос, могли ли они сохранить на ней свои молодые жизни?
То есть, Иными словами, сколь долго и при каких условиях может оставаться человеком труженик, скажем, Известий, КП или Граней ру? Причем надо понимать, что тут речь даже не об отдельных персонажах, а о стратах. И тут возвращаемся в начало поста. |