Дневник Игоря Сатановского

THE DESIRE TO MAKE LOVE IN А PAGODA
Вот некоторые соображения по следам дискуссии о загадочном стихотворении Уолласа Стивенса. ( Читаем оригинал: )

Мне кажется, что Стивенс, как поэт-философ, остроумно демонстрирует на формальном уровне стихотворения то, о чём ведёт речь - о существовании других, внутренних «я», и процессе их интеграции. Т.е. у стихотворения есть как минимум две разные канвы, и оно работает именно на их пересечении. Главная задача переводчика в данном случае — сохранить возможность сходного эффекта в переводе, учитывая особенности стиля и личности автора.
Уоллас Стивенс был, помимо своей поэтической ипостаси, адвокатом и вице-президентом крупной страховой компании. Его стиль зачастую напоминает эксцентрику американского профессора философии, предпочитающего словесные ребусы и наглядные картонные «дурилки» — «моряка», «бунтаря», «невинности», «снеговика», и т.д. Но вернёмся к тексту.
Первая трактовка стихотворения, эротическая — на поверхности. Ключом к менее очевидной, второй, является упоминание Пагоды в названии. Почему пагода, почему буддистский храм? Откровение Будды, как известно, состоит в том, что все наши мелкие «я», индивидуальности, являются крупицами космического единства. «Моряк» стихотворения необычен тем, что свобода ему изначально не присуща. Он из тех моряков, которых носит по жизненным морям в неизвестном направлении, потому что у него, как сказал бы Гурджиев, «нет возницы» (идеи Гурджиева, кстати, в 20-е и 30-е годы были в большом почёте в среде американских модернистов). О той же зависимости от обстоятельств свидетельствует пассивный залог во второй строке- The rioter that appears when things are changed. Здесь нам является «бунтарь», подсознательная иррациональная ипостась «моряка», его Ид.

Asserting itself in an element that is free,
In the alien freedom that such selves degustate:

alien freedom - в смысле - свобода, чуждая «моряку», но инстинктивно доступная его бунтарю.

Наконец, в финале появляется невинность и замыкает обе трактовки: в первой — невинность убывает, во второй — она только начинается (но другая: зрелая душевная, вновь-обретённая целостность, невинность Будды, которая и превращает «моряка» в персонификацию любви.)

( В результате у меня вышел следующий перевод: )