| 12:59 am |
Химический Али
Извини, что потревожил твой покой. Уж мне ли не знать те места, где на фиолетовых волнах покачивается огромная жирная туша бессонницы, выныривая из яростного солнца полуденных мечтаний. Там, в темном подвале сущего, томится гигантская размытая фигура, к которой не подступиться без поклонов и жертвоприношений. Ты не можешь подойти к ней, двигаясь напрямую, - ты будешь отброшен и снова притянут к ней, ибо
она, словно магнитная воронка, словно жидкая грязь, словно короста на лице. Ты можешь только кружить вокруг, медленно приближаясь и удаляясь в лихорадочном лиловом танце, накручивая свою пуповину на ее сломанную ось. Там, в глубине, логика поедает свои собственные испражнения, ногти души чернеют, а все то, что было случайно потеряно днем, липкой назойливой плесенью врастает в твою кожу. Ты можешь смеяться во сне, но это - смех сквозь кровь, и желчь, и икоту, и черную животную ненависть к себе. Ибо там, в центре меридиана, на окраине полюса, в размеренной невозмутимой спешке, встает колоссальная черная тень нашего прибежища и опоры, разрушающего миры как пыль и созидающего вечность, сияющая тень Нашего Химического Али.
Февральские сны.
Больше месяца прошло, но два февральских сна совершенно навязчиво вспоминаются время от времени.
Сон первый. Я продираюсь через кусты и завалы, возможно, через очень высокую траву к какой то цели, и выползаю к обрыву. Похоже на берег реки или карьер. Берег этот высокий, но достаточно пологий и поросший густой травой с широкими листьями. Там на другой стороне, вдали и немного внизу, серо-коричневая башня собора. Небо абсолютно нереально черное, без звезд. Все видно, однако, хотя и не совсем понятно как. Света как такового нет, все освещает собой тьма. Я замечаю что трава холодная и влажная, и очень приятная на ощупь. Трава насыщенного черно-красного цвета. Я понимаю, что внизу передо мной город Дарем. При этом, согласно географии сна, Северная Англия находится где то совсем рядом с Подмосковьем. Я падаю в чернокрасную траву. Самка кузнечика, сантиметров 15 размером, с огромным яйцекладом, залезает мне на рукав.
Второй сон. Он был про Духовный Пакистан. Это я понял сразу. Было какое-то копошение солдат и мирных жителей, не отталкивающие исламисты, правительственные войска, усмиряющие бунт, еще что-то. Я был с кем-то. Возможно, нас было несколько человек. Но это все не казалось мне важным по пробуждении. Запомнилась только одна сцена. Я рядом с циклопической мечетью, которая занимает пол неба. Опять ночь. Немыслимая, тяжелая, но не гнетущая громада мечети совсем рядом. Пара мусульман идет по направлению к ней. Южная ночь. По черному воздуху хаотично кружат искры, белые светящиеся сполохи, они не в небе, а совсем рядом, их можно поймать рукой. Я вижу вкус воздуха, или, может быть, ощущаю все это вкусом. Зрение и вкус нераздельны. Теплая, южная, светящаяся пряным вкусом ночь. Воздух со вкусом бхуна-карри. Потом мы уходим окольными путями, чтобы не спугнуть молящихся и не получить пизды, и уезжаем в город Кандагар |