August 18th, 2012
10:54 pm
Pussy Riot: до и после
Валерий Печейкин сценарист, журналист, Москва
---
Я познакомился с Надей прошлой зимой. Сначала увидел ее на каком-то очередном «круглом столе», где профессиональные геи рассуждали о времени и о себе. После собрания у нас завязалась переписка: бывший фотограф «Войны» подал в суд на «КВИР» (российский гей-журнал), который разместил его фотографию с акции в «Ашане». После краткой перепалки о том, кто виноват, быстро перешли в стадию «что делать». Однако ситуация вскоре себя исчерпала: суд приговорил журнал к выплате компенсации. Но наше общение только начиналось.
Мы встретились в Макдоналдсе. Я как всегда опоздал и, поздоровавшись-извинившись, предложил Наде в качестве компенсации гамбургер. Она отказалась, мне показалось, что даже как-то резко отказалась. Но тут же объяснила, что ест только то, что можно взять (украсть) у общества потребления.
Встретились мы, потому что у Нади было для нас (меня и моего друга) предложение.
— Когда я увидела вас, вы показались мне самыми… ну, неприличными, что ли.
Я почти обиделся, но тут же понял, что если это говорит Толокно, то это не просто комплимент. Это орден авансом. Вслед за этим Надя предложила нам поучаствовать в акции «Лобзай мента»: девочки целуют девочек, мальчики — мальчиков. При этом главный половой признак здесь — милицейская форма.
Отказался я сразу. Сослался на то, что лицо — это частная собственность и целовать его без разрешения нельзя. Начался жаркий спор, вроде диспута монахов из «Имени розы»: предстояло выяснить, владеет ли мент своим лицом или он от каблуков и до фуражки — лицо официальное. Надя считала, что нападение поцелуем — это нормально, я долго сопротивлялся, пока наконец не признался, что просто не хочу получить по морде. Надя уверяла, что уже было несколько однополых попыток целования мужиков при исполнении и реагировали они скорее недоуменно («ты че, иди охолонись»), чем агрессивно. Хотела даже показать видео на ноуте, но у того села батарея, а все розетки в Макдаке почему-то замуровали.
Короче говоря, я оказался приличным и системным мальчиком. Я видел, что потратил чужое время. Мне было стыдно: не готов к радикальности — сиди дома.
— Надя, а я ведь еще немного драматург, пишу пьесы, сценарии. Может, я для вас что-нибудь придумаю. Хотя, честно говоря, не знаю, как пишутся сценарии акций... У вас есть темы, которые хотелось бы отработать?
Надя ответила, что ее интересует тема алхимического сращения религии и власти. Я закивал, мол, и у меня все это вызывает адову изжогу. Толокно рассказала, что уже агитировала геев устроить массовый поцелуй в Храме Христа Спасителя, но, увы, не нашлось желающих. Но ХХС как площадка для акционизма продолжает ее волновать.
— Было бы забавно, — начал я, — провести там обряд изгнания Путина. Такой, знаешь, с экзорцистом и бесноватой нашисткой, из которой исторгает инкуб вэвэпэ.
Оказалось, что похожая идея уже была, но для нее пока не нашлось подходящей формы. Расставаясь, я обещал об этой форме подумать.
Время шло и чем дольше, тем больше эта форма казалась мне бесперспективной. Раз в неделю я садился, чтобы сделать какой-то набросок, но каждый раз обнулял его. Тем более, посылать концепты по почте было строго запрещено: она уже тогда мониторилась службами. В конце концов я просто махнул на эту идею рукой, застряв на фразе «...пускается в бесовской пляс».
Несмотря на такую мою бесполезность, Надя взяла меня однажды в Измайловский парк. Около полуночи мы, повынимав батарейки из телефонов, углубились в непроходимые и неосвещенные дебри. Передвигаться в них можно было только по меткам (белым ленточкам, кстати) на кустах. В дьявольски черной и кладбищенски тихой глубине парка мы репетировали акцию. Увы, несостоявшуюся. Здесь поджигали огромные промасленные пирамиды. На следующий день им, как выяснилось, не суждено было запылать вокруг Кремля...
Пламя, вскидывавшееся в ночное небо, отражалось в глазах Нади. И это не метафора православного журналиста — я видел этот огонь, ребята. Теперь, даже умирая в своей тихой конформистской постели, я буду знать, что такое, когда очень-очень круто.
Надя, через несколько часов тебе и Кате и Маше зачитают приговор. Каким он будет я не знаю. Сурков ли слагает его в рифму, Путин ли ждет откровения, расчертив на кремлевском полу пентакль. Не знаю. Но я продолжаю надеяться, Надя. И пусть мои друзья говорят, что не слышали хуже и пошлее метафоры, но я ей поделюсь. Когда я вижу в фейсбуке, что горит твой зеленый онлайн-кружок, я всякий раз вздрагиваю. Надеюсь, это твой Петя сидит за компом, а не какая-нибудь серая шинель. Так вот, Надя, пока этот зеленый кружок горит, во мне живет надежда.
В любом случае ты, Катя и Маша уже разделили историю на до и после Пуси Райот.
отсюда
зы Печейкин - напомню - автор, среди прочего, няшного сорокинсплотэйшн Моя Москва
бонус трэк
Валерий Печейкин сценарист, журналист, Москва
---
Я познакомился с Надей прошлой зимой. Сначала увидел ее на каком-то очередном «круглом столе», где профессиональные геи рассуждали о времени и о себе. После собрания у нас завязалась переписка: бывший фотограф «Войны» подал в суд на «КВИР» (российский гей-журнал), который разместил его фотографию с акции в «Ашане». После краткой перепалки о том, кто виноват, быстро перешли в стадию «что делать». Однако ситуация вскоре себя исчерпала: суд приговорил журнал к выплате компенсации. Но наше общение только начиналось.
Мы встретились в Макдоналдсе. Я как всегда опоздал и, поздоровавшись-извинившись, предложил Наде в качестве компенсации гамбургер. Она отказалась, мне показалось, что даже как-то резко отказалась. Но тут же объяснила, что ест только то, что можно взять (украсть) у общества потребления.
Встретились мы, потому что у Нади было для нас (меня и моего друга) предложение.
— Когда я увидела вас, вы показались мне самыми… ну, неприличными, что ли.
Я почти обиделся, но тут же понял, что если это говорит Толокно, то это не просто комплимент. Это орден авансом. Вслед за этим Надя предложила нам поучаствовать в акции «Лобзай мента»: девочки целуют девочек, мальчики — мальчиков. При этом главный половой признак здесь — милицейская форма.
Отказался я сразу. Сослался на то, что лицо — это частная собственность и целовать его без разрешения нельзя. Начался жаркий спор, вроде диспута монахов из «Имени розы»: предстояло выяснить, владеет ли мент своим лицом или он от каблуков и до фуражки — лицо официальное. Надя считала, что нападение поцелуем — это нормально, я долго сопротивлялся, пока наконец не признался, что просто не хочу получить по морде. Надя уверяла, что уже было несколько однополых попыток целования мужиков при исполнении и реагировали они скорее недоуменно («ты че, иди охолонись»), чем агрессивно. Хотела даже показать видео на ноуте, но у того села батарея, а все розетки в Макдаке почему-то замуровали.
Короче говоря, я оказался приличным и системным мальчиком. Я видел, что потратил чужое время. Мне было стыдно: не готов к радикальности — сиди дома.
— Надя, а я ведь еще немного драматург, пишу пьесы, сценарии. Может, я для вас что-нибудь придумаю. Хотя, честно говоря, не знаю, как пишутся сценарии акций... У вас есть темы, которые хотелось бы отработать?
Надя ответила, что ее интересует тема алхимического сращения религии и власти. Я закивал, мол, и у меня все это вызывает адову изжогу. Толокно рассказала, что уже агитировала геев устроить массовый поцелуй в Храме Христа Спасителя, но, увы, не нашлось желающих. Но ХХС как площадка для акционизма продолжает ее волновать.
— Было бы забавно, — начал я, — провести там обряд изгнания Путина. Такой, знаешь, с экзорцистом и бесноватой нашисткой, из которой исторгает инкуб вэвэпэ.
Оказалось, что похожая идея уже была, но для нее пока не нашлось подходящей формы. Расставаясь, я обещал об этой форме подумать.
Время шло и чем дольше, тем больше эта форма казалась мне бесперспективной. Раз в неделю я садился, чтобы сделать какой-то набросок, но каждый раз обнулял его. Тем более, посылать концепты по почте было строго запрещено: она уже тогда мониторилась службами. В конце концов я просто махнул на эту идею рукой, застряв на фразе «...пускается в бесовской пляс».
Несмотря на такую мою бесполезность, Надя взяла меня однажды в Измайловский парк. Около полуночи мы, повынимав батарейки из телефонов, углубились в непроходимые и неосвещенные дебри. Передвигаться в них можно было только по меткам (белым ленточкам, кстати) на кустах. В дьявольски черной и кладбищенски тихой глубине парка мы репетировали акцию. Увы, несостоявшуюся. Здесь поджигали огромные промасленные пирамиды. На следующий день им, как выяснилось, не суждено было запылать вокруг Кремля...
Пламя, вскидывавшееся в ночное небо, отражалось в глазах Нади. И это не метафора православного журналиста — я видел этот огонь, ребята. Теперь, даже умирая в своей тихой конформистской постели, я буду знать, что такое, когда очень-очень круто.
Надя, через несколько часов тебе и Кате и Маше зачитают приговор. Каким он будет я не знаю. Сурков ли слагает его в рифму, Путин ли ждет откровения, расчертив на кремлевском полу пентакль. Не знаю. Но я продолжаю надеяться, Надя. И пусть мои друзья говорят, что не слышали хуже и пошлее метафоры, но я ей поделюсь. Когда я вижу в фейсбуке, что горит твой зеленый онлайн-кружок, я всякий раз вздрагиваю. Надеюсь, это твой Петя сидит за компом, а не какая-нибудь серая шинель. Так вот, Надя, пока этот зеленый кружок горит, во мне живет надежда.
В любом случае ты, Катя и Маша уже разделили историю на до и после Пуси Райот.
отсюда
зы Печейкин - напомню - автор, среди прочего, няшного сорокинсплотэйшн Моя Москва
бонус трэк
