Уходят, уходят, уходят друзья,
Одни - в никуда, а другие - в князья.
В осенние дни и в весенние дни,
Как будто в году воскресенья одни...
Уходят, уходят, уходят,
Уходят мои друзья!
........
Вот и все. Лешка сегодня возвращается в Москву. Насовсем.
Наверное, я старая наивная идеалистка, но я до последнего момента надеялась, что все еще можно вернуть, восстановить. И когда продавали их дом и мы спешно увязывали книги, чашки и картины... И когда вместо приглашений к медиатору ему посыпались звонки от адвоката... И тогда, когда Гриша начал приходить все реже, а глаза у него становились раз от раза все грустнее и грустнее, я все равно надеялась, что Катя одумается, сбросит этот морок, в конце концов пойдет к врачу, успокоится, и вернется прежняя счастливая жизнь... Поздно...
Я видела Катю неделю назад - от нее осталась тень. Почерневшая, отчаянно храбрящаяся, но из последних сил убеждающая себя и всех окружающих в том, что она поступила правильно. Она ни в коем случае не хочет больше общаться ни с кем из старых друзей, так что Нюську-крестницу мне больше не видать. Игорь делал вид, что не замечает нас с Костиком, но вся его напряженно выпрямленная спина так и кричала - "Знать вас больше не хотим! Это моя женщина и никто больше не имеет права с ней разговаривать."
Лешкина жизнь сломана полностью, он лишился всего - семьи, дома, работы. Катя убедила детей в том, что он им не отец, что она родила их в результате мимолетных интрижек. В Канаде ему делать больше нечего, впереди только велфер, от которого здоровый, умный и талантливый пятидесятилетний мужик шарахается как от чумы. Остается одно - возвращаться в Москву и начинать новую жизнь с абсолютного нуля.
А мне очень грустно - с этой семьей мы были самым тесным образом связаны последние три с половиной года. Это были единственные друзья, с кем нас связывали не только разговоры-посиделки, но и общая Чаша, с ними неразрывно связано все мое воцерковление, все праздники, радости и трудности этих лет. Теперь все закончилось. Еще каких-то 8 часов, и Лешкин самолет взлетит в ночное небо. Катя ходит теперь в другую церковь, поэтому Нюсю с Гришей мы не увидим даже случайно. И не придет больше, разъезжаясь лапами по паркету, дряхлый косматый Наум Моисеевич, не уляжется в уголке в обнимку с Костиком, не будет преданно заглядывать в глаза "Ну урони кусочек колбаски!", не потрогает деликатно лапой - гладь, мол.
Тошно мне, братцы...
