Рассматривая старую фотографию... Огромный выставочный зал СХ. То ли бывший манеж, то ли склад какой. Убогий в своем свежем ремонте: беленые стены (так называемый "накат"), крашеный серый потолок и крашеный дощатый пол, тоже серый, тоном темнее потолка. Это уже модерн! И как только разрешили?
Потолку и полу не положено быть серыми: потолок - белый, а пол - противного, грязного, красно-коричневого цвета. Тогда у всех такой пол был - одного цвета, цвета сельмашевской краски, которой красили комбайны, а сэкономленные литры ее продавали "из-под" полы. Так друг у друга и спрашивали: " У тебя пол какой - сельмашевский?" - " А то какой же?" Вот ведь какое экономное производство было!
Зал безликий, холодный, казенный, пахнет штукатуркой и скипидаром. Посередине - два ряда кресел, очень похожих на стулья в общепитовских тошниловках - черный металлический каркас и грязно-серые дерматиновые сиденья. Только здесь они с подлокотниками (невероятная забота о зрителе!), чтобы, стало быть, он, "любуясь" висящими на стенах полотнами, мог голову на руку опереть и вздремнуть маленько.
Да и как не вздремнуть? Если картины одними своими названиями вгоняют в вязкую тоску.
Вот "Ленин и казаки", вот "Буденовцы на марше". А напротив - "Ростсельмашевская смена" и "Будни комбайнера". И между картинами то гипсовый Ленин по пояс, то мраморный Ленин по плечи, то металлическая голова почетного гражданина города (черт его знает, что за металл пошел на эту голову!).
Зябко, пусто, только тишина гуляет по залу. Недаром так съёжилась сидящая за маленьким столиком девушка. Столик, по причине отсутствия одной ножки, прислонили к тумбе, обтянутой серым холстом, а на тумбе - гипсовая скульптурная группа: "Красноармеец выносит с поля боя раненого товарища". Крашенная под старую бронзу.
Девушке тоскливо от однообразно-скучного колорита картин и застывших холодом "посмертных масок" скульптур, от мертвенного дневного света под потолком. От тишины, в которой один-единственный, но постоянный звук - мерное жужжащее потрескивание ламп.
Выскочить бы из зала на солнечный свет, на нежную золотистость ранней ростовской осени, где ходят разговаривающие и смеющиеся люди и звенит старый ростовский трамвай.
Но она не может. Она работает.
( Дальше )