Велосипед и яблоко Кронштадт я помню плохо. Сохранилось ощущение холода, промозглости, ветра. Там мало приходилось гулять: не с кем было. Ребеночек у мамы так и не родился, “выкинулся”, и она долго болела. Не брала меня на руки, когда я плакала, не бегала за мной по узенькому дворику возле офицерского общежития, в котором мы вчетвером жили, не купала меня (это делали папа и бабуся), но зато больше читала мне книжек. И к четырем годам, когда папу перевели в Ленинград, я уже умела складывать буквы в слоги и писать печатными буквами пять слов: мама, папа, бабуся, Лана, море. Вот только буква “я” никак не хотела рисоваться правильно, а всегда наоборот, набодобие английского “R”. А слово “море” и вовсе выпадало из этого родственного круга: видимо оно было там настолько необычным, что заставило меня научиться писать его. До этого я видела лишь теплое Черное море, когда гостила с родителями у тетушек в Севастополе. А это – вечно сердитое, вечно с белой окантовкой на волнах, вечно шумящее и холодное. Мой детский ум никак не хотел признавать его морем. Какое же это море, если в нем нельзя купаться? Просто холодная вода.
( Read more... )