Идеальные песочные часы не имеют дна

1:11pm: Объявление
Тут Лёва Оборин попросил сказать. Значит, так. Лёва Оборин trepang@lj придумал литературное объединение, называется "Теплотрасса". Идея - писать теплые стихи. И иногда читать в теплой компании.
В компанию входят: любимая мной и действительно очень славная поэтесса Анна Логвинова pankratsyi@lj, сам Лёва trepang@lj - он тоже очень хороший, еще Роман Ромов romov@lj, Анна Цветкова ctalker@lj и Настя Зеленова kosmonastya@lj. Настю я еще не знаю, но ничего, узнаю!

Думаю им всячески способствовать, потому что они хорошие люди.

В доказательство (что хорошие) могу привести да вот хотя бы стихотворение Ани Логвиновой.


*
Под простынкой не в полоску
и не в клетку, а в цветочек,
чистый хлопок, сто процентов,
спит мужчина, настоящий.
Очень странно, неужели
это правда, сяду рядом,
он глаза приоткрывает,
смотрит дико, пахнет медом.

Другие посмотрите тут, подборка называется "За пазухой советского пальто".

Лёва, почему-то твоих стихов нет в сети. Не будешь ли ты так любезен прислать мне их, я опубликую в хорошем месте. Есть у меня тут одно на примете.

4:59pm: "Казароза"
Однажды на меня смотрели таким же взглядом, каким вчера в фильме герой смотрел на Казарозу.
Она погибла.
И он рыдал в поезде. Старик. Трясущиеся руки, жалкое лицо. Через пятьдесят лет.

А не погибла бы — не рыдал.

5:02pm: "Пила чай". Хроники
Четырнадцатилетняя Маша подарила глиняного медвезайца.
Сегодня отвалилось ухо.

5:07pm: *
Млеющий, тающий сдержанной страстью голос.
Звонит невесте. Хочется выйти из комнаты.

9:13pm: Готы

Интересные ребята эти готы. Я вот обратила внимание на списки их литературных пристрастий.
У меня знакомых готов нет, это слишком молодая субкультура. Мои маргинальные знакомые - в основном хиппи, всякие поздние, в периоде распада, панки, рокеры, лимоновцы, нацболы, фашисты; все они уже примерно лет десять, как не несут никакой поколенческой актуальности. Да и тогда уже не были по-настоящему актуальны. Собственно, я-то в 96 году (мне было 16) застала их, что называется, наизлете.

Иван Аксенов написал то ли безразмерную повесть, то ли разреженный роман, который так и называется - "Готы". Роман, разумеется, моментально стал культовым среди готов, но неподготовленному и не вполне заинтересованному читателю прочитать его целиком, во всяком случае, с экрана, наверное, будет трудновато. Чтение осложняет то, что автор выдерживает все в режиме настоящего продолженного: "продавщицей оказывается немолодая женщина" вместо "оказалась". Пока герой "откладывает в сторону шариковую ручку", это еще нормально, но в остальном - перебор. Впрочем, автор, насколько можно судить, продолжает работу над своим произведением.

Знаю о субкультуре готов немного, но, насколько можно судить, ни в одной другой субкультуре нет такого жесткого упора на выяснение того, кто является "тру готом", а кто "мини-готом", или "бэби-готом", начинающим, не слишком-то глубоко укоренившимся, или, как сказали бы те самые ныне сторчавшиеся хипы моего отрочества - кто рубит фишку, а кто - нет.
Готы делятся на десятки разновидностей, и, конечно, все это переплетено с эльфятником или чистым сатанизмом, а также МТV и просто студенческой жизнью. Как, впрочем, и все субкультуры - границы их довольно размыты.

В общем, интересные ребята. Каждый первый пишет стихи или прозу, все читают редкие книги. Иной раз проглядывает: "я люблю жизнь", "ждем с женой ребенка", "люблю мягкие игрушки"... И при этом конкретное углубление в эстетику смерти. Самоубийство должно стать высшей точкой твоего духовного восхождения. В общем, прелесть, экзистенциальная подстава. Ложь конкретная.

А чего мы хотим-то?
Меньше надо было ужастиков про вампиров показывать детям.

9:20pm: * * *

Это я была.
Я там стояла.
С непокрытой главою, босая.
Там толпа для потехи, от скуки
Собралась у подножия трона.
Он таких же среди возвышался,
Деревянный, тяжелый, крест-накрест.

Я не плакала.
Я не кричала,
Не упала на землю, не билась
О дорожные серые камни.
Эти камни видали немало,
Я бы горем их не растопила,
А людские сердца и подавно.

Я смотрела в глаза Его долго,
Неотрывно, без боли – без чувства.
И я видела, как Он спокоен,
И улыбка Его была нежной.
Взгляд тускнел, как звезда на рассвете,
На рассвете тысячелетий.

Мать Его в желтом мареве зноя
Все стояла, не шевельнувшись,
Будто мраморное изваянье,
Безучастно.
Ослепнув от солнца.
Не слыхала ни стонов, ни криков
В темном трауре скорби великой,
Не видала ни неба, ни сына,
И не чувствовала утешений,
Что руками легко возложила
На сухое плечо Магдалина.

Только слезы текли беспрестанно –
По щекам, враз увядшим от горя,
По глубоким усталым морщинам,
По губам, что сомкнулись безгневно.
Эти слезы чертили полоски
И блестели под злыми лучами.
А Она их не замечала.
И застыли приподнято брови,
Лоб высокий наполня печалью.

Магдалина дрожала, рыдая,
И шептали бессмысленно губы,
По прекрасному лику бежали,
Изменяясь, нечеткие тени.
И кричала она о возмездье,
И сверкали глаза поначалу,
Но она осеклась и упала
Тяжело – прямо в острые камни,
На колени, беснуясь бессильно.
И навзрыд о смиренье молилась,
И молила себя о молчанье,
Но молчать не могла, а стенала,
То хватаясь руками за сердце,
То за голову,
Пьяно шаталась
И впивалась в ладони зубами,
И одежду свою разрывала,
Или волосы дергала больно,
Будто мстила себе за страданья,
За страданья Его на престоле.

И в толпе незнакомые лица
Со смятенными быстро мешались.
И один ученик был растерян,
А другой и стыдился, да плакал,
Утирая глаза кулаками,
И рычал от бессилья и гнева,
В воскресение больше не веря.
Все жалели его, как ребенка,
Он же был, коли не был блаженным,
И мудрее, и старше, чем люди.

Я ушла, не поняв, не дослушав
Замутненные горечью речи,
И бежала по улицам узким.
Искупление кровью свершилось.
Жертва, жертва.
Язычество близко.

Я живу через много столетий.
Ничего не сменилось, я вижу.
Бесполезно, прекрасно и свято,
Что ни день – он распят, умирает.
Ничего не сменилось, я вижу.

2002 год.