Иван Мальцев фотографией напомнил времена, когда я, помниться, плясал в Мулен Руж и концу вечера был без головы. J'ai adoré cette danse française érotique énergique et franche avec une démonstration de lingerie. А потом мы пили белое вино долины Луары с ароматом грейпфрута и свежескошенной травы.
ЧТО БЫЛО В МОЁМ ЖУРНАЛЕ ДЕСЯТЬ ЛЕТ ТОМУ НАЗАД. Среди разной происходящей дряни происходят же радостные и чудесные вещи. Вот наш друг и просто славный человек попал в зал славы роккенролла. И он, безусловно, этого достоин. Тешу себя надеждой, что когда-нибудь (если эта жизнь будет иметь для меня продолжение) напишу о его поэзии большую статью или даже книгу.
http://magazines.russ.ru/znamia/2014/10/4f.htmlНе светят мне далёкие огни.
Уже не светят мне далёкие огни,
Не манят синей ослепительной неоновой ночью
Лужковской архитектуры космические исполинские пни,
А я между ними уже не иду, как мальчик с пальчик.
Но было время, я жил в гостинице общества слепых
И в номере смотрел передачи о жизни столицы
Про бомжей-наркоманов, избивавших бомжеватых старух.
В библиотеке ксерокопировал по четыре рубля страницу.
С тех пор, как я вернулся сюда, где ветка качается
Cо множеством яблок и лезет в окно,
Мне всё это снится, случается,
Как будто всё это было, но только давным-давно.
Из моего постоянно-солнечного мира Москва кажется теперь
Кратким сном о зиме, ухающей чёртовой свадьбой
На чёрной и мокрой улице, по которой в Тверь
Можно уехать, вроде бы.
Потерял контрольный листок,
Был вынужден обойти все отделы,
В зале микрофильмов вечером стоял, одинок,
Среди машин, из комнаты женщина глядела
На меня, глаза, как линзы, завёрнутые в серую кофту.
Ночью в библиотеке кто-то визжал.
Контрольный листок, покачиваясь, падал в тёмную шахту,
Между лестниц, кружа, кружа.
И теперь я приехал сюда, где вечно копья
Клёнов, вязов и буков высоко воздеты,
И забыт пыльный ящик моих ксерокопий
В луче солнечного света,
А ночью поют соловьи и хрустальные лягушки
Сладкой болотной безжалостной холодной страны
И стоит под луной оловянный Пушкин
Без спины.