| 10:23p |
Невский празднует лето, простодушно и без всякой задней мысли. В самом начале проспекта, по нечетной стороне, возле кофехауза, стоит, как живой, Джек Воробей. Совсем как живой. Пока слепой придурок вроде меня размышляет, как половчее спросить его об интересующем, он (слепой придурок) обязательно наткнется (в самом прямом смысле наткнется) на крошечного Мастера Йоду там же, совсем рядом - потому что какой же слепой дурак размышляет о важном, стоя недвижимо? Он при активизации мысли мечется и маячит, потому, видать, и додуматься ни до чего не может. Впрочем, летом это неважно.
В конце Невского, у Лиговки, даже, скорее, уже на Лиговке, мальчик с резиновым клоунским носом замечательно играет на гармошке Яна Тирсена (сейчас, кажется, надо писать Тьерсена, да еще и ударять на последнем слоге - ан нет, погожу я с этим счастьем, пожалуй).
А на Васильевском острове ничего не бывает простодушно, без задней мысли и без вопросов, не имеющих ответов. Здесь тоже лето. На 7 линии, у памятника, молодой человек среднего возраста поет-играет Бориса нашего Гребенщикова. Один-в-один поет-играет, все обертона, модуляции и интонации воспроизводит, только борода черная лопатой какбэ говорит нам, что это не оригинал, а копия. И еще что-то силится сказать нам своей бородой этот почти БГ - а что, фиг поймешь. Может, что козлиная бородка и есть единственно невоспроизводимое в БГ? И еще что-то, отсюда, видимо, вытекающее? А может, что-нибудь и вовсе другое, что и в голову просто так, без подсказки, прийти не может.
А неподалеку, на той же 7 линии, ходит вдоль решеток ливневой канализации согбенная бабуська во всем черном. Ходит туда-сюда, туда-сюда, и поет духовные стихи, как и зимой пела.
Зимой она пела, стоя на коленях, склонясь над решеткой. Петь в такой позе невозможно, голос просто из организма не выйдет, а то тихое, что выйдет, уйдет сквозь решетку канализации вниз, под землю, как дождевая вода. А бабуськин голос, между тем, мощно реял над линией, как будто пела она, гордо выпрямясь, подперев сцепленными ладонями диафрагму, да, пожалуй, еще и микрофон стоял на пути ее отнюдь не хилого вокала.
Всю зиму я размышляла, какая аппаратура вкопана бабуськой под решеткой - да так и не пришла ни к какому результату этих размышлений.
А теперь, летом, бабуська ходит, согнувшись аж к самой земле, и поет свои духовные стихи в подставленные лодочкой ладошки. Прямо к этим сложенным ладошкам склоняется, не видно, что у нее там - может, девайс какой нечеловеческий - и голос опять несется по всей линии.
Может, и она какбэ говорит нам что-то? Ну, например, что человеку нужно не только три аршина земли, но еще и гаджет какой навороченный, чтобы донести необходимость этих трех аршин, и ничего кроме них, до как можно большего числа слушателей? В общем, опять же, фиг знает... |