|
|
У всех же приматов прочные связи самца и самки в составе пары угрожают единству группы как целому и, в общем, несовместимы с ним (все моногамные виды приматов от игрунок до гиббонов – парные, не групповые). А единство группы и для антропоидов, и для древних людей было исключительно важным, особенно в условиях когда чем дальше тем больше они охотились на крупную добычу. Не случайно филогенез обезьян можно грубо разделить на 3 уровня организации: широконосые (Нового света), узконосые (Старого света) и высшие – антропоиды. На всех трёх «ступенях эволюции» моногамные виды - самые примитивные, дальше идут полигамные виды, самые высшие – промискуитетные. Для антропоидов это гиббоны, оранги и, наконец шимпанзе и бонобо (австралопитеки, скорей всего, были сходны с последними). А вот над этим уже надстраиваются человеческие брак и семьи – но по причинам, связанным с разделением труда, и производящим хозяйством, а не сексом.
Поэтому «протобрак» мог быть никак не моногамным, а только групповым, а способы взаимоотношения полов связана с трудовой деятельностью в сообществе как целом, а не сексуальными взаимоотношениями индивидов, «плата» и «выигрыш» которых оценивается отбором. В том числе потому, что экспериментальные оценки естественного отбора в популяциях человека показывают, что до промышленной революции дифференциальная выживаемость давала основной вклад в селективное преимущество, роль дифференциальной плодовитости была пренебрежимо мала. То есть места для полового отбора в том виде, как он описан в книге А.В.Маркова, просто не было. Неслучайно сейчас палеоантропология движется от «эволюционной психологии»[1] к данной точке зрения, в свою очередь следующей из известной схемы Моргана-Энгельса-Нуаре.
(Читать комментарии) Добавить комментарий:
|
|