| Воздух: рецензия |
[Jul. 1st, 2020|11:22 pm] |
Увы, для свежевыложенного номера «Воздуха» успел написать только одну рецензию — ее и выкладываю.
Наталия Черных. Закрытый показ картины: Стихотворения 2012-2017 / Предисл. Т. Виноградовой. — М.: Новое литературное обозрение, 2018. — 168 с.
Поэтика Наталии Черных отличается универсальностью: траектория её нового сборника пролегает между установкой на связность и принципиальным пуантилизмом, раздробленностью впечатлений. Системообразующие тексты «Закрытого показа» — стихотворные эссе и элегии: книгу начинает «Происхождение», в котором ведётся мерцающая игра между одушевлением и обратной объективацией вещей, — игра, продолжающая мотивы романа Черных «Неоконченная хроника перемещений одежды», возникнет в «Закрытом показе» ещё не раз. Как правило, вещный мир в этих стихах выделяется какой-то принципиальной непонятостью, оставленностью. Вещь, предмет, материя — знаки, скорее, не принадлежности, а отсутствия владельца: «капли старого масла на стенах // окаменела пыль тревоги и лени / ноет надежда». Это касается даже максимально «близких к телу» предметов. Например, комплект постельного белья в стихотворении «Трёхгорская роза» мыслится как саван — танатологический мотив усиливается двумя финальными строками: «лишь цвет остаётся / лишь цвет остаётся» — явная отсылка к знаменитой фростовской двусмысленности. Лучше, внятнее, чем вещи, — голые стены, которым убранство не нужно: «лучше старых стен нет ничего / им неведома жалость / и не нуждаются в жалости». Для Черных важно само ощущение места: сначала должно быть место, потом его наполнение. Место можно обжить, в него можно вернуться: сквозь материальные детали пробивается нематериальное ощущение. Именно оно — основной мотив центрального текста книги, «Агрикантины», и здесь как раз, как ни парадоксально, вещи вступают в свои права. В отличие от большинства стихотворений Черных, в «Агрикантине» предметы находятся на своих местах и излучают витальность: «Здесь чистят бокастые яйца, / здесь лук вырастает у входа в ящиках винных. / Здесь арку над входом в подвал обвили огурцы, / к ним прислонились пахучие стебли томатов и тыквы. / Здесь хорошо». Изображается некий Эдем, земной рай («не рай, а нечто поближе»): несмотря на приземлённость, в контексте всей книги это место с античным звучанием (в котором угадываются и плоды агрономии, и совсем уж прозаичная «кантина») выглядит именно что метафизично. И «стихотворные эссе», такие, как «Благословенье ворон», и условно-сюжетные стихотворения с сексуальной тематикой объединяются главным приёмом Черных — сменой точек зрения. В стихах других поэтов такая смена вызывает ассоциации с кинематографом. Черных будто бы обходится без этого посредничества: её лирический субъект в разном темпе перемещается по времени и пространству (см. поэму «Путешествия слабослышащей»), и они лишь иногда сгущаются в «не время-пространство, а место», в некую точку сборки. Такова финальная поэма книги «Ноев автобус», где случайный набор людей объединён общей рамкой путешествия (время от времени они эту рамку покидают — и это опять-таки можно прочитывать как танатологический намёк). В некоторых текстах речь стремится к фрагментарности (неслучайно здесь появляется имя Айги): «белый воздух / белая река // придите / видите // Белая текла / полынья спасительная / жгучая / маково гореть // чтобы прожитая смерть / намёрзла на смерть». Перед нами увеличение темпа, «мышление опущенными звеньями». Но, например, в парной к «Агрикантине» «Аквантине» фрагментарность скорее создаёт ощущение выступающих из тумана очертаний: стихотворение пронизано зыбкими, «погодными» образами; это тоже своего рода тот свет — но уже не рай, а что-то вроде сектора М1 из книги Линор Горалик.
Платок едущей между двух сокольничьих женщины / открывает светлые волосы. / — Я не зла, — говорит, — я охота и есть. / Я стремлюсь не к тебе и не от тебя, / сонный ты мой муженёк. // Я лишь вполне осознала, как перемещаются вещи.
|
|
|