| 12:15a |
Отпуска нет на войне: апология Империи
В связи с текущими событиями выкладываю свою старую рецензию на две хороших книжки.
Обе они рекомендуются к прочтению госчиновникам, военнослужащим и всем осветителям военных действий - независимо от национальной и государственной принадлежности, а также политической ориентации.
Опыт велких всегда уместен.
Уинстон Черчилль. Индия, Судан, Южная Африка. Походы британской армии 1897 - 1900. - М.: Эксмо, 2004. 560 с. (колониальные войны и локальные конфликты)
Конан-Дойл А. Англо-Бурская война (1899 – 1902) – М.: Эксмо, 2004. 608 с. (колониальные войны и локальные конфликты)
Империя наносит ответный удар – вот о чем эти книги. Удар по взбунтовавшимся провинциям, решившим вдруг если не вовсе отделиться, то по крайней мере ограничить вмешательство метрополии в свои дела. Впрочем, что попусту гадать, отчего туземцы взбунтовались – ведь, как замечает Черчилль, «ни один европеец не способен проникнуться мотивами или встать на точку зрения азиатов». Равно как африканцев – и даже буров, которых формально приходится относить к белым людям. Не слишком, впрочем, умным: ведь за империей – какая силища! Броненосцы, кавалерия, тяжелая артиллерия, бронепоезда и даже чудо-оружие – пулеметы. Что попусту тягаться? Ведь права Британии на Южную Африку неоспоримы: она владеет этой страной «на двух основаниях – по праву завоевания и по праву покупки», - указывает Конан-Дойл. И все же даже наполеоновские солдаты не относились к англичанам «с такой непримиримостью, как эти непреклонные фермеры с их древней теологией и весьма современными винтовками».
Итак, перед нами две блестящих апологии Империи – не просто Британской империи, но Империи как наилучшего и наиболее высоконравственного способа управления человечеством. Обе книги взаимно дополняют друг друга – содержательно, и хронологически; к тому же написаны непосредственными участниками событий, потому как еще сто лет назад английский аристократ и джентльмен, не нюхавший пороху, никак не мог считаться настоящим аристократом и джентльменом. Противник в описаниях Конан-Дойла и Черчилля, конечно, хитер и удачлив, но не слишком умен и, главное, не благороден – использует. К примеру, отравленные и разрывные пули. То ли дело солдаты имперской армии – настоящие викинги: то солдат-туземец закроет своим телом офицера, а вот гибель лейтенанта Эгертона, которому оторвало в бою обе ноги: «“Конец моему крикету”, - сказал смелый спортсмен, и его понесли в тыл с сигарой в зубах».
Стиль – блестящий (спасибо переводчикам). Еще бы – один из авторов - знаменитый беллетрист, другой – великолепный оратор; оба – отличные журналисты. Любопытно, однако, что Конан-Дойл избирает отстраненную, почти академическую манеру изложения, подробно описывая состав воинских частей, диспозицию войск, маршруты военных экспедиций; тогда как у Черчилля – подчас настоящий экшн. Вот он в разведке в одной из кампаний Англо-бурской войны: «Мы доскакали до проволочной изгороди… и уже были готовы захватить драгоценную скалу, когда там появились (…) головы и плечи дюжины буров, суровых, волосатых и страшных… Наступила странная, почти неожиданная пауза… Буры, один – с длинной окладистой черной бородой, в куртке шоколадного цвета, другой – с красным шарфом на шее. Два разведчика, режущие проволоку, с глупым выражением на лице. Один из наших, целящийся через лошадь, и голос Макнейла, очень спокойный: “Слишком поздно. Назад. В галоп!”. Затем раздались выстрелы, свист и жужжание пуль наполнили воздух…» А вот Черчилль бежит из плена: «(Часовые) стояли спиной ко мне. Сейчас или никогда. Я выскочил из моего укрытия, подбежал к стене, ухватился за верх и подтянулся. Дважды я опускался обратно, мучимый сомнениями, но на третий раз решился и вскарабкался на стену. Лежа на ней, я бросил прощальный взгляд на часовых…» Да-да, это тот самый Черчилль, которого мир помнит грузным господином с неизменной сигарой – только ему еще 26. (Между прочим, за голову беглого будущего британского премьера - живого или мертвого – назначили приличную сумму). Южная Африка – уже третья его кампания после Афганистана и Судана. Черчилль участвовал в них и в качестве боевого офицера, и в качестве журналиста – но во всех случаях взгляд его был проницательным и честным.
Ах, если бы наши политики и военные догадались перечитать его книги до того, как ввязываться в войну в Афганистане, до того, как вводить войска в Чечню. Тогда бы мы знали, как надлежит воевать в местах, где каждый житель «становится и остается солдатом с того момента, когда он оказывается в состоянии швырнуть камень, и до того времени, пока он в состоянии нажать на курок». Британская армия, кстати, быстро выработала меры противодействия: если нападавшие отступают в местность, где преследовать их невозможно – их «собственность должна быть уничтожена. Их деревни становятся заложниками их хорошего поведения». Деревни стирают с лица земли, общественность в Лондоне, понятное дело, возмущена. Черчилль отвечает фарисеям: «Было бы крайне нелогично считать законным уничтожение человеческих жизней и незаконным – уничтожение имущества». В качестве противоядия он призывает честно информировать людей о положении дел в мятежных провинциях и о характере боевых действий, которые ведет британская армия. Он убежден, что «людям нашего острова требуется только, чтобы дело было им прямо и честно изложено, и тогда они найдут разумное и практичное решение. Если это не так, то мы не должны занимать то привилегированное место в мире, которое занимаем».
Да, ни Черчилль, ни Конан-Дойл не сомневались в высшем праве Британии владеть миром. Для них это было аксиомой, краеугольным камнем, на котором покоилась мощь Империи. «Эта война должна была стать войной белых людей, и если британцы не в состоянии спасти себя сами, то такому народу, действительно, не следует иметь империи», - пишет Конан-Дойл, объясняя, почему Великобритания не использовала в Англо-Бурской войне многочисленную и прекрасно обученную индийскую армию. При таком отношении можно даже уважать противника – так же, как охотник уважает сильного, но неразумного зверя. В победах над армией Махди в Судане Черчилль видит не более чем свидетельство превосходства «современной военной науки над толпами варваров».
Иное дело – буры. Их-то уж никак не назовешь туземцами – но оба автора последовательно низводят их до уровня взбунтовавшегося зверя, которого надлежит укротить во имя торжества мирового порядка. Впрочем, противнику отдают должное: «В чем бы ни обвиняли бура, никто не скажет, что он трус или человек, недостойный клинка британца», - пишет Конан-Дойл. Для Черчилля буры – «невежественные крестьяне», которым, однако, «хватило ума и предприимчивости привлечь на свою сторону хороших советчиков и использовать экспертов». К слову, многие буры были убеждены, что Англию натравили на них «капиталисты и евреи», подкупившие Чемберлена.
На самом деле, Англо-бурская война – это первая настоящая война XX века, с пулеметами, бронепоездами, партизанами, концлагерями. Тотальная война, исход которой во многом зависел от мужества и хладнокровия гражданского населения. Совсем не случайно Черчилль такое внимание уделяет героизму гражданских служащих, волею судьбы втянутых в кампанию, - железнодорожников, телеграфистов, почтальонов. И если противник империи сам ставит себя на одну доску с бунтующим туземцем – потому что воюет не по правилам – тем хуже для него, значит, империя вправе отстаивать свои интересы любыми способами. Железом и кровью.
…Спустя полвека, еще при жизни Черчилля, Индия и Южная Африка выйдут из состава Британской империи. Сравнительно мирно – возможно, тень двух мировых войн заставит метрополию отнестись к этому шагу снисходительно. Индия вскоре погрузится в кровавую распрю, итогом которой станет разделение ее на собственно Индию, Пакистан и Бангладеш; в Южно-Африканском Союзе потомки буров обратят черное большинство страны фактически в невольников (как и предрекал Конан-Дойл), и кончится все тоже кровавой драмой; в Афганистане и Судане как жили, так и живут – войной и насилием. Примат закона, заставивший некогда имперское правосудие отправить на виселицу нескольких буров, устроивших бунт из-за того, что британские власти арестовали фермера-бура за жестокое обращение с рабом, нынче потускнел и поблек. И все же достойны уважения времена, когда Конан-Дойл с нескрываемым высокомерием мог написать: «Мы полагаем (и справедливо), что британская Фемида должна быть если не абсолютно слепой, то по крайней мере не различать цвета кожи», и заявить, что, даже зная о всех последствиях, стоило бы повторить это поступок – то есть, настоять на отмене рабства во всех британских колониях. (Это случилось в 1884 году и действия британского правосудия привели к взрыву недовольства в Южной Африке). За такие принципы не жалко и 20 тысяч человек положить – «высшая мораль может оказаться высшей мудростью, когда история подходит к своему завершению». Вполне в духе киплинговского «отпуска нет на войне» - великий певец Британской империи тоже был свидетелем англо-бурской кампании. |