Мемуары мирного химика на войне
Зачитался случайно найденными мемуарами: Николай Александрович Фигуровский - Моя военная служба. Приведу пару отрывков:

Числа 16 октября начался массовый "исход" из Москвы еще остававшихся в ней учреждений и людей. В учреждениях по чьему-то приказанию начали сжигать архивные ма­териалы и важные бумаги. Помню, несколько дней подряд по Москве в огромном количестве летали черные хлопья сгоревшей бумаги. Москва производила впечатление вымершего города. Улицы были почти пустынными. Метро хоть и работало, но в вагоне было всего 1-2 пассажира. Большая часть магазинов была закрыта. По-прежнему бы­ло достаточно только одного кофе в зернах. Но его никто не поку­пал.

Так продолжалось целый день, часов 10, а может быть и больше. Мы не могли даже на несколько минуть покинуть щель. Во время этой крайне неприятной и нудной бомбежки, мы, как ни странно, развлекались. Щель, в которой мы сидели, была всего метрах в 10-15 от хаты. С раннего утра около нас гуляли куры во главе с важным белым петухом. Они вовсе не пытались укрываться, но петух каждый раз выражал тревогу при приближении к нам самолетов. Он, видимо, принимал их за хищных птиц и предупреждал своих кур. И вдруг – разрыв бомбы прямо рядом с нашей щелью и недалеко от кур. Куры, похоже, почти все уцелели (так казалось), но взрывной во­лной их так шарахнуло, что они с криком летели метров десять. Пролетев это пространство, они вовсе и не думали убегать. Помятый взрывной волной петух вдруг взлетал на тын огорода и кричал победно "куку-реку!" Это было довольно смешно, но бесстрашие кур скорее щемило сердце. Война и ... природа. Ужасно и трогательно. После каждого очередного падения бомб, мы поднимали головы и выглядывали из щели.

Бомбы часто пада­ли в Волгу чуть повыше нас. На это обратили внимание солдаты Хими­ческой роты, которые обнаружили, что в результате бомбежек мимо ро­ты плывут к верху брюхом оглушенные взрывами осетры. Иногда удава­лось перехватить на лодке такую рыбину метровой длины. Ротный по­вар, работавший ранее в каком-то минском ресторане, делал из такой рыбы довольно вкусные вещи.

Ночью в полной темноте над нами постоянно летали самолеты. Трудно было установить, чьи они. Вероятно, были и немецкие, но были и наши У-2, которые управлялись женщинами Женского авиационного полка. Эти У-2, летавшие низко, наводили панику на немцев, засевших в окопах и по ночам, видимо, спавших. Наши летчицы женщины бросали на них бутылки с горючим и небольшие бомбы. Сбить эти самолеты немцам было трудно. Их зенитные средства были рассчитаны на гораздо большие высоты полета.

Другая неприятность чуть ли не стоила мне жизни. Однажды утром я вышел из своего домика, и вдруг неожиданно невдалеке ра­зорвалась бомба, сброшенная немцами. Я не помню собственно, что бы­ло. Очнулся я в полевом госпитале, около меня стоял врач … Он сообщил мне, что я более 6 часов был без сознания. Страш­но болела голова, она была перевязана. В дальнейшем я узнал от вра­ча, что меня подобрали на улице и сочли убитым и даже уже хотели похоронить. Но кто-то, взявшись за пульс, обнаружил, что я жив и ме­ня привезли в госпиталь тут же в Новошахтинске. Шальной осколок ударил меня рикошетом в левую надбровную дугу, вырвал кусок кожи с мясом. К счастью, попадание оказалось не прямым, и мою рану квали­фицировали в госпитале как контузию. Висевший оторванный клочок был прилеплен врачом на старое место и прирос. Пролежал я в го­спитале 8 дней, пережил несколько бомбежек и вышел с повязкой на лбу. Казалось, все кончилось без последствий, но оказалось, что по­следствия были.

Надо сказать, что огнеметные подразделения были весьма уязвимы в бою. Их задача состояла в том, чтобы выйти на передний край обороны, чуть ли не на 20 метров от переднего края против­ника, дать в нужный момент огонь по приказу командования. Это в конце концов иногда удавалось, но после огневой атаки рота стано­вилась совершенно беззащитной. У них не было никаких средств обороны кроме винтовок. А немцы, после огнеметной атаки открывали силь­нейший огонь по расположению роты, так что часто от нее почти ничего не оставалось. Сколько таких рот было сформировано и обучено! Я восхищался прекрасными ребятами, молодыми, здоровыми, красивыми, отправляя каждый раз роту на позицию. Через два три дня, как прави­ло, ко мне являлся один из офицеров роты и докладывал, что после успешной огнеметной атаки, немцы открывали такой огонь по беззащи­тной роте, что от нее уцелели только 5-6 человек. И снова на острове Сарпа начиналась формирование следующих рот.

Очень грустное впечатление произвел этот разрушенный войной город. Тогда я не знал подробно о событиях, которые произошли в Ва­ршаве за год до окончания войны и, приехав сюда, лишь удивлялся ог­ромным разрушенным районам. Собственно, других впечатлений от Варшавы у меня в то время не осталось. Впрочем, одна мелочь уцеле­ла в памяти. Меня удивило, что молодые ребята-варшавяне, ставшие взрослыми лишь в годы войны, как правило, болтались без дела и пы­тались торговать. Вот один из них разложил перед собой десяток папирос и продавал их поштучно. Таких "торговцев" оказалось не­мало. Между тем, в городе начались работы по расчистке завалов, по ремонту сколько-нибудь пригодных для жилья зданий. Кто-то из нас спросил одного из таких "торговцев", почему он не хочет работать для восстановления города, на что был получен весьма уклончивый и неясный ответ. После этого парень тотчас же смылся.

Война еще формально не кончилась. В Берлине кое-где слышалась стрельба. Тем не менее, с первого дня своего пребывания мы большую часть времени проводили в Берлине, знакомясь с городом и его цен­тральными районами. В то время Берлин представлял собой страшное зрелище. Вся центральная часть его была в развалинах. Всюду еще ды­мящиеся следы только что закончившихся боев. Из всех окон многоэта­жных домов виднелись "белые флаги" – простыни и прочее, означавшие, что жители соответствующих квартир капитулировали. Однако ходить по такому капитулировавшему Берлину было далеко не безопасно. От­дельные отчаявшиеся снайперы брали "на мушку" любого советского военнослужащего. На улицах было еще немало неубранных трупов. Осо­бое впечатление производили огромные бетонные сооружения – бункера-бомбоубежища. Всюду торчали еще фашистские плакаты. Больше всего было плакатов, призывавших к бдительности – надписи на них: "хорьх". Небезынтересно было смотреть на многоэтажные здания, прошитые бомбами до основания. Некоторые из таких зданий как бы представляли жизнь немцев "в разрезе". Вот здание, на всех этажах которого обнажены кухни, ванные комнаты, бывшие довольно роскошные залы, любо­пытство толкало нас, впервые очутившихся за рубежами своей страны, посетить уцелевшие от разрушений районы города. Пользуясь картами-планами (немецкими и русскими), которых было достаточно, мы знакоми­лись с городом.