| 1:01a |
Поехали с Д(2) покупать ему непромокаемую куртку и штаны, чтобы можно было на морозе играть в снежки и валяться в снегу. Обычно я люблю магазины, а тут - вдруг - совершенно обратная ситуация. А когда ты испытываешь сильные проблемы с психикой, мало спишь и т.д., то, конечно, все против тебя, и в какой-то момент мои нервы так напряглись, что у меня в голове появилась мысль прибить Д(2) какой-нибудь тяжелой гантелей [примерочные кабинки как раз разместились недалеко от разных фитнесс-атлетических-принадлежностей]. Почти полтора часа выбирали и примеряли куртку [как же, одна модель слишком простая, другая слишком сложного кроя, а третья неправильного цвета, а та длинная, а эта короткая и проч.] Около сорока пяти минут штаны. Купили в итоге и куртку, и серые вельветовые [под цвет глаз, разумеется] с брезентовыми вставками, которые понравились мне; потому что другие позорно выдавали ставшую [для меня] внезапно заметной худобу кривых ног. Больше всего я заебался устал подносить куртки, пока красавец любовался на себя в зеркало. Справедливости ради, правда, нужно добавить, что пока я таскал куртки из одного угла в другой, я успел поулыбаться и одному спортивному молодому человеку, который покупал лыжные ботинки.
...
Затем начались сетования на то, что я совсем его оставил. Не звоню. Не развлекаю, когда он тоскует в пробках, и слишком много времени провожу в одиночестве, уходя в себя и отключая телефон.
Что я мог ответить? Вобщем-то я приучился не воспринимать такие его слова всерьез. Поэтому промолчал, как обычно. Изучал свои ощущения.
Натуралисты и венские модернисты очень любили описывать такие душевные переживания [как у меня в тот момент]. Вроде как фрустрация вперемежку с пресыщенностью.
...
Когда ехали домой, видели на Кутузовском жуткую аварию. Созерцания искореженных машин, отвалившихся колес и оторванных частей тела в лужах крови отбивает всякую охоту получать права. |