1:09a |
Вторник Сегодня полдня просидел в архиве. Пытался разобрать каракули Бодмера. Когда на прошлой неделе заполнял требования, то думал, вот я буду держать в руках письма великого человека, Просветителя, воспитателя Клопштока и Виланда, дотрагиваться до них пальцами, трепетать от восторга и волнения. Думал, ах, что буду чувствовать, прикасаясь, к так называемой великой старине? Не чувствовал ничего кроме досады. Через полчаса после того, как я сел читать неразборчивые бодмеровые опусы, написаные коришневыми чернилами на грязножолтой бумажке, у меня устали глаза, а рядом, напротив, еще работал какой-то бородатый мужик в бордовых вельветовых брюках, который тоже читал какие-то старые письма, все время громко причмокивал, тяжело вздыхал, а иногда всткакивал со своего стула и кричал яволь! И я стал думать, как бы поскорей закончить работу и съебаться гулять по осеннему городу, потому что у Бодмера такой неразборчивый почерк! Просветитель называется! Как же он мог просвещать с таким-то почерком? Я еще попривыкал к почерку, и к ученому рядом пару часов, и в конце смог разобрать семь слов и еще семь слов я разобрал наполовину. Слова были такие: Гофмансвальдау, Лоэнштейн, Грифиус, Мильтон, Тассо, Корнель. Потом я составил карту, какую букву каким образом Бодмер писал и решил, что на сегодня хватит работать в архиве. ... Интересно, как так происходит и что происходит между людьми, которые были близки и вдруг ни с того ни с сего между ними ничего больше нет. Разлом. И пустоту между можно ощутить буквально, почти физически. В словах, которые говоришь или слышишь и не можешь понять, вернее, не понимаешь, потому что кажется, что в них нет смысла, или потому что начинаешь постоянно говорить одно и то же, и много раз повторяешь одно и тоже, и смысл произнесенного, известно, теряется с каждым новым повторением, или потому что кажется, что речь чужого рассыпается и перестаешь ее слушать, потому что слушать больше нечего, или потому что тебе повторяют одно и то же, или в молчании. Или в жестах, которые больше не интересно читать, или в положении тел, когда между когда-то близкими начинает проходить граница, которую не хочется больше пересекать. Во взгляде, уходящем в пустоту. Короче говоря: интересна природа и умирание душевной [и физической] близости. ... В библиотеке английского семинара у окна часто сидит прекрасный светловолосый юноша-филолог с широкими швейцарскими плечами. Когда идешь к библиотеке, видно, как он читает книги, когда было тепло - в белой футболке, сегодня - в сером свитере. Сегодня, когда я шел в библиотеку английского семинара, он сосредоточенно читал. Когда я уходил - захотелось посмотреть на него - я посмотрел, и увидел, что он спит, положив голову на стол, и я подумал, что английская литература не одного меня погружает в сон. В доме, где находится английский семинар жила в изгнании Роза Люксембург. ... В Цюрихе безупречная осень. Соединение пустоты, багровых и сухих листьев на асфальте, холодного воздуха, электрического света, родителей с детьми в теплых шарфах в полутемноте полуосвещенных улиц. Иногда пробежит спортсмен в красных шортах и белой шапочке. ... [Gruss aus dem elenden Kaff] Из Веймара, убогого захолустья пишут: Lieber Herr Markin wir beide gedenken heute sicher des Jahrestages der Großen Sozialistischen Oktoberrevolution. |
7:06p |
Среда 1) Science, when applied to personal relationship, is always just wrong, Е.М. Форстер; 2) Man ist immer weniger vereinsamt als man glaubt, М. Бонапарт ... После семинара Кейко сунула мне в руки что-то завернутое в фольгу, сказала что это японская еда мне на ужин. ... На семинаре дискутировали о Франкенштейне. Ничего нового я не узнал, ну, конечно, кроме того, что монстр был без члена, точнее, Мэри Шелли забыла написать про член монстра, а раз не написала - значит члена не было. |