Поздно вечером в пятницу проехал дом в котором я жил в 1995-1998, южный Кёльн, университетские кварталы. Очень, очень захотелось в прошлое.
...
Ехал почти все время один. Лишь рано утром в субботу, в Познане в мое купе пытались посадить молодую пару, сначала они колотили и рвались в мою закрытую, по совету РЖД, на ночь на замок и цепочку дверь, и разбудили меня, и потом, ворвавшись девушка сначала скандалила, потому что все было заставлено моими чемоданами, и еще она не хотела спать на верхних полках, а нижняя была моя, и я конечно, не собирался уступать ей свое место, ей это не нравилось. Ее молодой человек фыркнул и пошел искать другое, свободное купе, девушка сидела у меня в ногах у окна, демонстративно отвернувшись, с шумом отодвинула штору, смотрела в окно, сопела и хлюпала носом, в конце концов я не выдержал и спросил ее спросони: вы болеете? Она не ответила, сидела дальше, молчала. Еще через несколько минут вернулся ее молодой человек, сказал: котенок, пошли отсюда! Они забрали чемоданы и больше я их не видел. Ну, еще в соседнем купе, правда, ехал какой-то экуменический проповедник, который с утра начал читать своему несчастному соседу, мечтавшему о водке [когда проповедник сошел в Бресте, его сосед, ехавший до Минска, стал названивать своим друзьям и говорить им про водку в дружеской компании, которой ему не хватает в Германии] проповеди про конец света, спасителя, Новый Орлеан, цунами и Чернобыль, стандартный набор неохристианских ужасов, через перегородки все хорошо слышно, но на этот случай у меня были беруши. И я, все время один, и от этого счастливый, то спал, то читал
немецкий экологический бестселлер на тысячах страницах про коварный подводный суперорганизм, которых губит людей и устраивает цунами, а потом с ним вступает в контакт 56летний профессор-плейбой из Норвегии с аквалангом, любитель Малера и Брамса, изучающий подводных червей, а что случилось дальше, я узнаю, наверное, еще не скоро, потому что к 400 странице я от этого романа смертельно устал, но и так понятно, что, как это обычно бывает у немцев, все закончится каким-нибудь жутким китчем, роман уже заведомо написан с размахом, для того, чтобы его экранизировали, то ли под любителя разбушевавшейся водной стихии, больших волн и подводного мира
режиссера Питерсена, то ли под любителя катастроф, профессоров-плейбоев и коварных организмов
режиссера Эммериха. Еще я время от времени смотрел в окно и думал, что ведь наверняка неслучайно экранчики первых телевизоров напоминали вагонные окна, все в истории культуры переплетено, все неслучайно.
Польские пограничницы очень красивые.
Еще, под стук колес, мне в голову лезли всякие пошло-убогие банальности вроде той, что мир это как Медуза Горгона, если смотреть прямым взглядом, можно окаменеть от ужаса, а если как-нибудь в отражении или при помощи сложных зеркальных систем, то еще ничего, терпимо.
...
В Штуттгарте живут сердобольные старушки. Одна - на вокзале - все время пыталась помочь мне с тяжелыми чемоданами, и мне приходилось отговаривать ее, говорить, что не надо [для ее же блага - надорвется] мне помогать. А другая [на платформе, когда мы ждали электричку на Марбах] все время пыталась помочь мулатке с младенцем. Мулатка как-то неловко обращалась со своим ребенком, старушка все подходила к ней, и отходила от нее, спрашивала, не нужна ли помощь, спрашивала, сколько милому бэби лет, и смотрела на младенца такими грустно-счастливыми глазами, что я еле сдерживал сентиментальные слезы.
...
...
Current Music: Pet Shop Boys: E-mail