Пятница Недавно я вышел из дому, дул сильный ветер, а воздух был свежим и влажным. Я по привычке посмотрел вверх. Серые и белые облака неслись по голубому небу. Мне было хорошо и я вдохнул полной грудью, и вдруг на миг мне показалось, что я не в Москве, а в Зигене, и я вспомнил, как там было хорошо ранней весной, и каким свежим и влажным был там воздух, как дул сильный ветер и как серые облака неслись по удивительно голубому небу, и асфальтовые тротуары были покрыты тонким льдом.
Последние несколько недель я вообще теряюсь в воспоминаниях и нередко выпадаю из реальности, и память, особенно в сумеречный час, переносит меня то на покрытые сырыми коричневожелтыми опавшими листьями тропинки Цюрихберга, то магазин, где я работал много лет назад, то еще куда-нибудь, причем я вспоминаю все, вплоть до запахов и тактильных ощущений. Наверное, это не к добру. А, может, от того, что жизнь так тосклива, что подсознание разнообразит ее воспоминаниями.
Позавчера, возвращаясь вечером из Абрамцево, куда было очень трудно найти дорогу, потому что в прошлый раз мы ездили туда в другое время года, мы с И.М. разговаривали в машине кроме прочего о Прусте, и она сказала, что недавно была в магазине Жан Жак и уидела там магдалены – и вспомнила, какие они гадкие на вкус [а Прусту нравились!].
В Абрамцево я сказал проф. Павловой, что мне кажется, что
Ван Луня никто не покупает, и мне жалко. – Это очень хорошо, – ответила проф. Павлова. – Хорошие книги не должны хорошо продаваться, они должны долго лежать, как редкие драгоценности.
...
Вечером 31 декабря я ехал на троллейбусе в районе м.
Сокол. Смотрел в окно. Смотрел на прохожих. Падал снег. Я смотрел на темные витрины магазинов, в которых светились убогие гирлянды, на невеселых прохожих и мне показалось, что завтра наступит не 2007, а 1982 год, что мы вернулись на много лет назад. И я достал из своей сумки записную книжку и записал туда карандашом эту мысль, еще я записал, что 31 декабря отличается от 1 января только долготой дня [на минуту больше], и больше ничем, вообще дни совершенно никак не отличаются один от другого. Еще у меня в записной книжке записано про фондю на крови [Blutfondue] , когда вилкой для фондю протыкают вены на левой ладони и сливают немного крови в фондюшницу, где уже булькает расплавленный в белом вине сыр. Фондю становится вкусней, хотя мне кажется, что кровь должна свернуться. Я не знаю, где услышал про этот странный швейцарский обычай.
...
Во дворе начали распускаться почки сирени.
...
Еще недавно я был совершенно поражен
фотографиями и научными исследованиями вулканов. Вулканы – такие величественные
природные образования! Когда читаешь историю извержений [ученые с помощью новейших методик исследования, анализов вулканических пород и разнообразных современных аппаратов довольно точно реконструируют историю жизни того или иного вулкана] приходишь в трепет от собственного ничтожества. Теперь мне очень хочется подняться на настоящий вулкан, хотя я не уверен, что мне хватит смелости подойти к жерлу.
...
Ich praktiziere die Vertreibung der Gefühle.
...
Сегодня я был у Д2 и когда я к нему пришел не было ни его, ни его дочки; они ждали меня, но я опоздал, и они ушли гулять. Его жена накормила меня ужином. Я разговаривал с ней, и она рассказывала мне про интриги в транснациональной мыльной корпорации. Потом они пришли c прогулки, я пил чай, а Д2 отчищал на лестничной клетке колеса коляски от собачего дерьма и разговаривал с женой, которая стояла в дврях, и я пил чай и слушал его голос [он спрашивал про меня, когда я приехал, ел ли я уже, жаловался, что из-за того, что нету снега везде лежит собачье дерьмо].
Потом мы сидели на кухне все вчетвером. Ребенка посадили в ходунки и он катался по кухне, все время подъезжал к духовке и смотрелся в черную зеркальную дверцу, и видел там себя, и рассматривал себя с задумчивым видом протягивая к дверце руки и от этого занятия его было не оторвать. А я думал, что у ребенка уже, наверное, началась стадия зеркала, почти по Лакану, и что это важно. С другой стороны было два ребенка: один с этой, и один – с другой стороны духовки, в темной духовке, и это напоминало мне о жестоких и страшных сказках братьев Гримм и об антропофагии. Иногда Д2 подносит ребенка к своему лицу и трогает его губами и говорит, что ребенок такой хорошенький, что хочется его съесть, а ребенок, конечно, улыбается, он еще ничего не знает об антропофагии и каннибализме. В фелляции тоже присутствует скрытый элемент антропофагии.
Сегодня я поймал себя на мысли, что от тела Д2 [а оно, конечно, красиво] исходят магнетические волны, которые притягивают меня [но, конечо, не только меня]. И еще я подумал, что иногда мне кажется, что ему бывает скучно. Но этого я не могу знать наверняка.
...
Вчера возили бабушку для разнообразия ее жизни в торговый центр. Она накрасила губы и надела шляпку, а мы катали ее в ее инвалидной коляске по магазинам.