| 3:31p |
Пятница
Позавчера ночью, когда к городу подошла гроза, поднялся ветер и гремел гром [но дождя еще не было], я подошел к окну, посмотреть, как молнии сверкают над городом, и увидел муху, ползающую по моему окну со стороны улицы. Это было поразительно.
...
Вчера гуляли с ученым французом по ВДНХ, ведь там великая архитектура, чего только стоит павильон Россия, который нужно пройти насквозь, чтобы увидеть гармонию остальных павильонов, и стеклянные купола, и огромный красивый бык на крыше скотоводства, а теперь все это так ужасно гибнет; француз много говорит, но очень интересно; рассказал мне про женевского букиниста Толмачева, у которого [в тесном магазине, где надо протискиваться между полок] есть все книги;
высокого и красивого, несмотря на свои 70 с лишним лет и который вроде бы приятельствовал с Кокто, Жене и Маре; однажды, когда он был еще совсем молодой, он гулял в Альпах, и к нему подошел Томас Манн с фотокамерой, потому что на старости лет Манн увлекался фотографированием и фотографировал понравившихся ему молодых людей, гулявших в горах; он снял букиниста Толмачева рядом с коровой и эта фотография теперь висит на стене в его магазине. Толмачев однажды сказал французу, что ни одна женщина не целуется так, как мужчина, особенно, конечно, как Маре. [Но увы, мне французская культура мне чужда!]
Еще француз, кроме прочего, рассказал про свой литературный кружок, как они анализировали там собственные тексты по Барту, и про одну пожилую даму, дочь нудистов [а она всегда стеснялась, когда ее брали на нудистские пляжи], у которой в рассказах всегда было по три главных героя и самое часто слово un, nu наоборот.
...
Посмотрел за неделю около 20 джиалло, понял, что там, как и в высокой трагедии – ужасы – прерогатива привилегированных классов и богемы. Вообще, важное различие между итальянскими и амер. ужасами, кстати, как мне кажется в том [если говорить упрощенно [и об этом наверняка уже не раз написали]], что в одних отчасти сохранился дух барочной трагедии со всей ее тематикой, архаикой, «наивностью» и машинерией [+ осложненное марксизмом традиционное представление о порочности аристократии], в других торжествует унылый пафос буржуазного просвещения [и это ведь еще от различия между Старым и Новым Светом]. Здесь – роскошное зрелище страстей, разыгрывающихся на верхах, там – опасности, подстерегающие middle class на пути к социализации, самая главная из которых, как известно, пробуждение сексуальности.
Еще понял, конечно, что Ганнибал Скотта, его итальянская часть, это прекрасный оммаж итальянскому кино 70х. Раньше я этого, конечно, не знал.
Вчера вечером говорили немного о Беньямине, как раз: и ведь на самом деле малопонятно, зачем Истоку нем. трагедии вступление и заключение, достаточно было бы просто средней части; и в эссе об Избират. сродстве ведь нет мыслей кроме одной, растянутой на десятки страниц, почти как в XVII в.
...
После неудачных любовн. романов, пишет один современный автор, становишься похож на бракованную электическую лампочку, которая перегорает, не успев загореться. |