| 3:00a |
Вторник
Сегодня стал читать о Бабьем лете Штифтера, отца немецкоязычного реализма, 150 лет со дня выхода; очень смешно, когда Штифтера называют реалистом, непонятно, почему на него навесили этот ярлык, он ведь самый настоящий фантаст, выдававший свои алкогольные фантазии хронического онаниста, тошнотворную искусственность за естественность, отвратительный, нудный; что он за реалист, если у него вечно цветут розы? Наоборот Гюисманса, Алгабал Георге, Портрет Дориана Грея все это то же Бабье лето, только лучше. Флобер, который в тот же год напечатал Мадам Бовари, намного правдивей, если уж считать wahrheit задачей искусства. Мы путаемся не в двух розовых розовых кустах, растущих на заднем дворе, а в собственных иллюзиях. Под грязью не найти прекрасных статуй, под грязью только еще больше грязи. Чтобы там Штифтер не написал.
...
У нас в доме, наверное в подвале, стоит плохой или старый бойлер, поэтому когда моешься в душе, воды одной и той же температуры никогда не бывает больше двух минут, а ведь так хочется постоянства, пусть хотя бы во время приема ежедневных гигенических процедур; еще я думал о том, что раньше, лет шесть назад, может больше, я время от времени хотел заболеть анорексией, но потом понял, что, увы, у меня не получится, и передумал, кроме того, от анорексии умирают.
...
Ах, как хочется вырваться из этой деревни! Сегодня я сидел весь день дома, и даже не выходил на улицу. А вчера в дождь поехал в магазин на велосипеде, упал и расшиб ногу. Я все-таки гроссштатменш, увы. (Быть гроссштатменшем вредно для здоровья и нервов.)
...
Как противны люди, принимающие всерьез собственную гомосексуальность! И делающие свою гомосексуальность искусством, центром своей жизни. Наверное, вообще нет ничего ужасней гомосексуальности, как центра жизни.
...
Ведь как правы по-настоящему великие писатели и поп-артисты: мы лучше всего запоминаем самые незначительные моменты своей жизни, в которых было меньше всего смысла, и они не наполняются совершенно никаким смыслом, как ни стараешься: они были, совершенно бессмысленные, и запомнились лучше всего, может быть мы их и помним только потому, что они были совершенно бессмысленными и мы вспоминаем их каждый раз, пытаясь придать им хоть какой-нибудь смысл, которого в них никогда не будет, отчего мы будем всегда отчетливо видеть перед собой только их. |