...еше раз о тщете самодиагностики и трудности суждений 20. 1/2. II. [1]920
"Лежу с повышенной температурой. Вчера было 39o. Голова
умственно ясная и свежая, но тяжелая. Вчера все время обдумывал
весь состав своей работы о ж[ивом] вещ[естве], которую пишу.
У П. А. Бакунина, среди осколков сохранившейся его библиотеки
(по-видимому, из времен его заграничной поездки) нашел часть
работ Гюйо. И теперь с увлечением читаю его "Morale d'Epicure" и
начал "La morale anglaise"....
... становилась та же мысль, как передо мной: если я не
напишу сейчас своих мыслей ..., эта идея не
скоро вновь возродится, а в такой форме, м[ожет] б[ыть], никогда.
Неужели я ошибаюсь в оценке их значения и их новизны в истории
человеческой мысли? Я так сильно чувствую слабость человеческой и
своей мысли, что элемента гордости у меня нет совсем.
Днем опять 39o: тиф, инфлюэнция или плеврит (легких). Голова
чрезвычайно ясная при недомогании и болевых ощущениях. Против
тифа. Остановить мысль не могу. Против тифа.
Читая раньше [максимы] Ля Рошфуко и теперь их изложение в
системе у Гюйо, у меня неудовлетворенное чувство...
Вторник, 25. П/9. III. [1]920
Не писал более месяца. Перенес сыпной тиф. И сейчас нахожусь еще в
состоянии выздоровления. Слаб. Пишу всего 1/2 часа - в первый
раз.
Мне хочется записать странное состояние, пережитое мною во время
болезни. В мечтах и фантазиях, в мыслях и образах мне интенсивно
пришлось коснуться многих глубочайших вопросов бытия и пережить
как бы картину моей будущей жизни до смерти. Это не был вещий
сон, т. к. я не спал - не терял сознания окружающего. Это было
интенсивное переживание мыслью и духом чего-то чуждого
окружающему, далекого от происходящего. Это было до такой
степени интенсивно и так ярко, что я совершенно не помню своей
болезни и выношу из своего лежания красивые образы и создания
моей мысли, счастливые переживания научного вдохновения. Помню,
что среди физических страданий (во время впрыскивания
физиологического раствора и после) я быстро переходил к тем
мыслям и картинам, которые меня целиком охватывали. Я не только
мыслил, и не только слагал картины и события, я, больше того,
почти что видел их (а м[ожет] б[ыть], и видел), и во всяком
случае чувствовал - нап[ример], чувствовал движение света и
людей или красивые черты природы на берегу океана, приборы и
людей. А вместе с тем, я бодрствовал.
... Кто может сказать, что нет
известной логической последовательности жизни после известного
поступка? И м[ожет] б[ыть], в случае принятия решения уехать и
добиваться Инст[итута] жив[ого] вещ[ества], действительно
возможна та моя судьба, которая мне рисовалась в моих мечтаниях.
Да, наконец, нельзя отрицать и возможности определенной судьбы
для человеческой личности. Сейчас я переживаю такое настроение,
которое очень благоприятствует этому представлению.
Еще полгода назад я этого не сказал бы. Помню как-то в Киеве -
уже при большевиках,я поставил себе вопрос о моем положении как ученого. Я ясно
сознаю, что я сделал меньше, чем мог, что в моей интенсивной
научной работе было много дилетантизма - я настойчиво не
добивался того, что, ясно знал, могло дать мне блестящие
результаты, я проходил мимо ясных для меня открытий и
безразлично относился к проведению своих мыслей окружающим.
Подошла старость, и я оценивал свою работу, как работу среднего
ученого с отдельными, выходящими за его время недоконченными
мыслями и начинаниями..."
http://www.trypillya.kiev.ua/vernadskiy/dnev.htm