Пишем учебник литературы - 1
Почитал я про мировую литературу, переведенную на язык смс, и понял, что процесс надо продолжать. В самом деле, полтора десятилетия нет советской власти, настали новые времена, а мы всё заставляем детей читать многотомные романы, учить наизусть древние стихи, не имеющие никакого отношения к современности.
Нет, так жить нельзя. Надо делать новый учебник.
Каким же он должен быть?
Для начала, он должен экономить время школьников. Отчего бы не просто сокращать романы, а еще и объединять их, используя метод блочного строительства?

• Кое-кто из нас здесь лишний в квартире,- сказал Воланд Чацкому, Онегину и Печорину.- И мне кажется, что эти лишние люди - именно вы!
  - Они, они! Вообще они в последнее время жутко свинячат. Пьянствуют, вступают в связи с женщинами, используя свое положение, ни черта не делают, да и делать ничего не могут, потому что ничего не смыслят в том, что им поручено.
  - Прочь из Москвы!
  
• - Рыцарь, тут явился маленький человек, который говорит, что ему нужен мессир.
  - Ну-с, чем я вам могу быть полезен?
  Увидевши смиренный вид Акакия Акакиевича и его старенький вицмундир, он оборотился к нему вдруг и сказал: "Что вам угодно?" - голосом отрывистым и твердым. Акакий Акакиевич уже заблаговременно почувствовал надлежащую робость, несколько смутился и, как мог, сколько могла позволить ему свобода языка, изъяснил с прибавлением даже чаще, чем в другое время, частиц "того", что была де шинель совершенно новая, и теперь ограблен бесчеловечным образом, и что он обращается к нему, чтоб он ходатайством своим как-нибудь того, списался бы с господином обер-полицмейстером или другим кем и отыскал шинель. Генералу, неизвестно почему, показалось такое обхождение фамильярным.
  - Нет, нет, нет! Ни слова больше! Ни в каком случае и никогда! Я, почтеннейший, проходил вчера мимо вашей стойки и до сих пор не могу забыть ни осетрины, ни брынзы. Нет, милейший, так невозможно!
  - Я извиняюсь, я не по этому делу, и осетрина здесь ни при чем.
  - Знаете ли вы, кому это говорите? понимаете ли вы, кто стоит перед вами? понимаете ли вы это, понимаете ли это? я вас спрашиваю.
  Как сошел с лестницы, как вышел на улицу, ничего уж этого не помнил Акакий Акакиевич.Он не слышал ни рук, ни ног. В жизнь свою он не был еще так сильно распечен генералом, да еще и чужим. Он шел по вьюге, свистевшей в улицах, разинув рот, сбиваясь с тротуаров; ветер, по петербургскому обычаю, дул на него со всех четырех сторон, из всех переулков. Вмиг надуло ему в горло жабу, и добрался он домой, не в силах будучи сказать ни одного слова; весь распух и слег в постель.
  Ни комнаты, ни вещей его не опечатывали, потому что, во-первых, не было наследников, а во-вторых, оставалось очень немного наследства, именно: двести сорок девять тысяч рублей в пяти сберкассах и дома под полом двести золотых
  десяток. пучок гусиных перьев, десть белой казенной бумаги, три пары носков, две-три пуговицы, оторвавшиеся от панталон, и уже известный читателю капот. Кому все это досталось, бог знает: об этом, признаюсь, даже не интересовался рассказывающий сию повесть.

Давайте писать вместе!