: Из серии "Сообщения на пейджер".
Денису Карасеву![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo-lj.gif)
denis_karasev@lj, Сергею Шабуцкому boonyaka@lj.
В ростовском шкафу у Дениса несколько лет, если точнее, с 96 года, живет такой странный, незнаемый пластилиновый зверь. Тело его кругло, а нос (или губы?) вытянуты трубочкой (клювом?). Лапы, крылья и длинный хвост. Это неизвестно кто, и слепил его Буня.
Светло-русые волосы, невысок, некоторая сутуловатость. Интеллигентность. Вот именно, интеллигентность во всем облике. Огромные глаза. Оттенок беспомощности. Аня говорит, трагическая красота. В нем много женственного. Он прост, ласков, внимателен. Но совершенно напрасно ждать от него обязательности и действий по принципу «сказано-сделано».
Буню любят.
Так и видишь его в расшитой рубахе-косоворотке, с лентой на соломенных прядях. С какой-нибудь гармошкой в руках. Но, так как живет он все же не в позапрошлом веке, и даже не в прошлом, то в кармане у него — авангардный ворган.
Для меня всегда было загадкой, как Буня обращается со временем.
Пару раз я переступала порог жилища, которое, как и Денису, досталось Буне в наследство от бабушки. Но у Дениса в квартире все в неприкосновенности, а у Буни вещи наслаиваются одна на другую, как пласты почвы, принадлежащие разным историческим эпохам. Здесь же, на стуле, свалены как попало игрушки, будто хозяин только вчера забросил дочки-матери, и, того гляди, не сегодня-завтра вернется к этому увлекательному занятию. В шкатулке с оторванной крышкой — бисерные браслетики, угасающие во времени воспоминания о тех, кто их дарил, свидетельство так и не минувшей юности.
Колокольчики, оплывшие свечки, стаканы с давно испарившимся содержимым. На столе дорогой компьютер. И тоже — в желтизну обращенные фотографии, в том числе, например, почему-то молодого Сергея Юрского, о котором Буню посетители спрашивают:
— Твой дедушка?
Хорошо, что о гипсовом бюстике Есенина грубой лепки таких вопросов не возникает.
На книжных полках — талмуд о Марисе Лиепе, изданный «Молодой гвардией», «Старая театральная Москва», видно, бабушка была театралка.
— Было время, когда, если б я встретился с собой самим двухнедельной давности, мне не о чем было бы с ним говорить. Такими темпами менялся, — как-то сказал Буня.
Мы видимся очень редко. Хорошо, раз в полгода. Сейчас он работает в «Церковном вестнике» — надо же, куда закинуло. А впрочем, что удивительного.
Я видела всего одну его статью. О православных китайцах. Интересная репродукция иллюстрировала материал — китайский святой, узкоглазый угодник. С нимбом вкруг головы. Да, православный китаец — еще покруче, чем русский буддист.
~
Это я извлекла из дневника пятилетней давности. Надеюсь, Бунечка, тебя ничто тут не покоробит, я специально не стала ничего менять.
Я вас - тебя, Дениса, Аню - очень люблю.
Денису Карасеву
denis_karasev@lj, Сергею Шабуцкому boonyaka@lj.В ростовском шкафу у Дениса несколько лет, если точнее, с 96 года, живет такой странный, незнаемый пластилиновый зверь. Тело его кругло, а нос (или губы?) вытянуты трубочкой (клювом?). Лапы, крылья и длинный хвост. Это неизвестно кто, и слепил его Буня.
Светло-русые волосы, невысок, некоторая сутуловатость. Интеллигентность. Вот именно, интеллигентность во всем облике. Огромные глаза. Оттенок беспомощности. Аня говорит, трагическая красота. В нем много женственного. Он прост, ласков, внимателен. Но совершенно напрасно ждать от него обязательности и действий по принципу «сказано-сделано».
Буню любят.
Так и видишь его в расшитой рубахе-косоворотке, с лентой на соломенных прядях. С какой-нибудь гармошкой в руках. Но, так как живет он все же не в позапрошлом веке, и даже не в прошлом, то в кармане у него — авангардный ворган.
Для меня всегда было загадкой, как Буня обращается со временем.
Пару раз я переступала порог жилища, которое, как и Денису, досталось Буне в наследство от бабушки. Но у Дениса в квартире все в неприкосновенности, а у Буни вещи наслаиваются одна на другую, как пласты почвы, принадлежащие разным историческим эпохам. Здесь же, на стуле, свалены как попало игрушки, будто хозяин только вчера забросил дочки-матери, и, того гляди, не сегодня-завтра вернется к этому увлекательному занятию. В шкатулке с оторванной крышкой — бисерные браслетики, угасающие во времени воспоминания о тех, кто их дарил, свидетельство так и не минувшей юности.
Колокольчики, оплывшие свечки, стаканы с давно испарившимся содержимым. На столе дорогой компьютер. И тоже — в желтизну обращенные фотографии, в том числе, например, почему-то молодого Сергея Юрского, о котором Буню посетители спрашивают:
— Твой дедушка?
Хорошо, что о гипсовом бюстике Есенина грубой лепки таких вопросов не возникает.
На книжных полках — талмуд о Марисе Лиепе, изданный «Молодой гвардией», «Старая театральная Москва», видно, бабушка была театралка.
— Было время, когда, если б я встретился с собой самим двухнедельной давности, мне не о чем было бы с ним говорить. Такими темпами менялся, — как-то сказал Буня.
Мы видимся очень редко. Хорошо, раз в полгода. Сейчас он работает в «Церковном вестнике» — надо же, куда закинуло. А впрочем, что удивительного.
Я видела всего одну его статью. О православных китайцах. Интересная репродукция иллюстрировала материал — китайский святой, узкоглазый угодник. С нимбом вкруг головы. Да, православный китаец — еще покруче, чем русский буддист.
~
Это я извлекла из дневника пятилетней давности. Надеюсь, Бунечка, тебя ничто тут не покоробит, я специально не стала ничего менять.
Я вас - тебя, Дениса, Аню - очень люблю.