: Дружный коллектив Змеев Горынычей
На смену автору приходит неавтор – коллективный автор, многорукое, многоочитое и многоголовое существо, бытийствующее в неразрывном единстве и несогласии само с собой, подобно Змею Горынычу. Неавтор отдельного, самостоятельного бытия не ведет. Конечно, и автор существовал (в бытность свою, ведь если он умер, нельзя сказать, по крайней мере, что его не было) не сам по себе, в безвоздушном пространстве, а все-таки в контексте – причем контексты, как водится, ширились, подобно кругам на воде: контекст собственных произведений как единого корпуса текстов, контекст определенного информационного поля, в котором автор мыслил сам себя (положим, писания круга единомышленников), общий контекст эпохи. Давно поблекли и отлетели те времена, когда фраза «поэт – орудие языка» могла веять чем-то новым, но все же мы помним, что язык – структура тоталитарная, навязывающая определенный тип мысли, содержащая сеть понятий и представлений о взаимосвязях вещей в мире, которую (сеть) невозможно игнорировать. Язык – это настоящий фашизм. Владеть языком можно лишь постольку, поскольку ты улавливаешь некоторые отношения языковой реальности и реальности вещной, но никогда нельзя быть уверенным, что твои хилые представления соответствуют природе действительности.
ЖЖ представляет собой результат всеобщего соавторства, воплощение фантастических мыслей, которые высказывали определенные безумцы в середине девяностых годов: текст как комментарии к комментариям, которые в свою очередь представляют собой комментарии к комментариям. Замшелые самхиты и хитовые упанишады.
Многоступенчатая бифуркация текста – не столько разветвление, сколько расползание линий. Разветвление представляет собой исхождение ветвей смысла от определенного ствола, расползание, разлезание и распространенение может быть уподоблено грибнице. Даже термин такой переполз из естествознания в философию – ризома. Давно. Очень давно. В незабвенном 1974 году Делёз и Гваттари умерли как авторы работы с таким названием. Они, кстати, ребята с юморком: «"Анти-Эдип" мы написали вдвоем. И, так как каждый из нас был одновременно несколькими, получалось уже много народа». Змей Горыныч, как он есть.
Кстати, философы любят давать непонятные названия. Нельзя быть философом и назвать свою работу как-то понятно. Лучше специально для этой цели выдумать слово, но если нельзя, то подобрать позаковыристее из тех, что имеются в наличии. Писали о ризоме и многие другие. Многие друиды. В общем, все уже знают, ризома – корневая система гриба, грибница. Невозможно предсказать, в каком месте ризомы вылупится гриб, понятия центра и перифирии утрачивают смысл, а заодно еще всякие другие понятия, встречающиеся философам по дороге.
Но удивляет не это. А то, как в современном мире полного отсутствия авторства, отсутствия возможностей, механизма и, пожалуй, необходимости защищать собственную неоригинальную интеллектуальную собственность – авторы (это, наверное, неправильные авторы) продолжают трепетно относиться к своим, бишь, авторским правам, всяким там бредовым брендам и бескрайним копирайтам. Цитирование упраздняется. Как невозможно ничего не процитировать (все уже сказано много раз (это, конечно, тоже уже сказано, столь многажды, что и повторять неприлично)), так невозможно ничего процитировать. «Цитата подобна цикаде», красиво, но неточно (таково свойство большинства красивых формулировок) однажды высказался кто-то. А уподобляется цитата цикаде своей неумолчностью. В тексте, целиком состоящем из более или менее отрефлексированных цитат, никакая цитата немыслима.
Где-то я, возможно, потеряла кавычки. Мелкие предметы часто теряются.
На смену автору приходит неавтор – коллективный автор, многорукое, многоочитое и многоголовое существо, бытийствующее в неразрывном единстве и несогласии само с собой, подобно Змею Горынычу. Неавтор отдельного, самостоятельного бытия не ведет. Конечно, и автор существовал (в бытность свою, ведь если он умер, нельзя сказать, по крайней мере, что его не было) не сам по себе, в безвоздушном пространстве, а все-таки в контексте – причем контексты, как водится, ширились, подобно кругам на воде: контекст собственных произведений как единого корпуса текстов, контекст определенного информационного поля, в котором автор мыслил сам себя (положим, писания круга единомышленников), общий контекст эпохи. Давно поблекли и отлетели те времена, когда фраза «поэт – орудие языка» могла веять чем-то новым, но все же мы помним, что язык – структура тоталитарная, навязывающая определенный тип мысли, содержащая сеть понятий и представлений о взаимосвязях вещей в мире, которую (сеть) невозможно игнорировать. Язык – это настоящий фашизм. Владеть языком можно лишь постольку, поскольку ты улавливаешь некоторые отношения языковой реальности и реальности вещной, но никогда нельзя быть уверенным, что твои хилые представления соответствуют природе действительности.
ЖЖ представляет собой результат всеобщего соавторства, воплощение фантастических мыслей, которые высказывали определенные безумцы в середине девяностых годов: текст как комментарии к комментариям, которые в свою очередь представляют собой комментарии к комментариям. Замшелые самхиты и хитовые упанишады.
Многоступенчатая бифуркация текста – не столько разветвление, сколько расползание линий. Разветвление представляет собой исхождение ветвей смысла от определенного ствола, расползание, разлезание и распространенение может быть уподоблено грибнице. Даже термин такой переполз из естествознания в философию – ризома. Давно. Очень давно. В незабвенном 1974 году Делёз и Гваттари умерли как авторы работы с таким названием. Они, кстати, ребята с юморком: «"Анти-Эдип" мы написали вдвоем. И, так как каждый из нас был одновременно несколькими, получалось уже много народа». Змей Горыныч, как он есть.
Кстати, философы любят давать непонятные названия. Нельзя быть философом и назвать свою работу как-то понятно. Лучше специально для этой цели выдумать слово, но если нельзя, то подобрать позаковыристее из тех, что имеются в наличии. Писали о ризоме и многие другие. Многие друиды. В общем, все уже знают, ризома – корневая система гриба, грибница. Невозможно предсказать, в каком месте ризомы вылупится гриб, понятия центра и перифирии утрачивают смысл, а заодно еще всякие другие понятия, встречающиеся философам по дороге.
Но удивляет не это. А то, как в современном мире полного отсутствия авторства, отсутствия возможностей, механизма и, пожалуй, необходимости защищать собственную неоригинальную интеллектуальную собственность – авторы (это, наверное, неправильные авторы) продолжают трепетно относиться к своим, бишь, авторским правам, всяким там бредовым брендам и бескрайним копирайтам. Цитирование упраздняется. Как невозможно ничего не процитировать (все уже сказано много раз (это, конечно, тоже уже сказано, столь многажды, что и повторять неприлично)), так невозможно ничего процитировать. «Цитата подобна цикаде», красиво, но неточно (таково свойство большинства красивых формулировок) однажды высказался кто-то. А уподобляется цитата цикаде своей неумолчностью. В тексте, целиком состоящем из более или менее отрефлексированных цитат, никакая цитата немыслима.
Где-то я, возможно, потеряла кавычки. Мелкие предметы часто теряются.