Виктор Епихов приветствует тебя!

В 19 лет опасности не чувствуешь. Мало задумываешься о последствиях. 
В 19 лет я жила всё больше сердечными чувствованиями. 
И море было - по колено. И коленки не дрожали. 
Вызывает меня как-то Главный нашей редакции. 
Мужик суровый, временами даже слишком. 
По его настрою понимаю, что случилось нечто неожиданное. 
Села напротив, судорожно соображая, что натворила. 
- Нам звонок поступил. Интересовались тобою и твоими статьями. 
Требуют организовать встречу. 
- И? 
- Очень известный репортер из очень известного нелаяльностью 
к нашей стране французского издания. 
- Ну? 
- Что "ну"? Ты всю серьезность понимаешь? 
- Не совсем. 
- Тогда так: встреча будет на территории редакции. 
Говорить будешь мало. 
На все вопросы отвечай:"Я человек маленький, политика меня не интересует". 
Улыбайся, помалкивай и наотрез отказывайся продолжать разговор вне стен редакции. 
Вопросы есть? 
- Есть. Если я буду прикидываться такой идиоткой, 
человек засомнивается, я ли автор тех материалов, которые он видел... 
Может, отказаться от встречи? 
- Нельзя. 
На следующий день два корреспондента из международного стали делать из меня 
мальчиша-кибальчиша: натянули какой-то безумный свитер, снятый с "ведущего спецкорра" 
соседнего отдела (50 размер на моем 40 смотрелся мягко говоря болезненно), 
проинструктировали ещё раз для верности и пригласили в комнату "шпиЁна". 
Тот обалдел с порога, заподозрив сразу, что ему подсовывают ребенка, 
а не "ту женщину, которая"... 
В то время я занималась темой закрытых отделений, 
где лежали воины-афганцы. 
Медицинский персонал там был - лучше некуда, 
но протезирование - ... 
Кто сталкивался, - тот знает. 
Жуткие модели протезов от "благодарного" государства. 
Хочешь лучше? Плати за импорт! 
А откуда деньги у инвалидов солдат? 
Тема активно замалчивалась. 
А мне тогда было все равно, КТО возопит в полную силу о положении моих братишек. 
Короче: я наплевала на весь инструктаж и решила напрямую познакомить француза 
с нашими героями, проведя его в палаты под видом моего близкого родственника. 
Мальчишкам, брошенным государством, ради которого они кровью умывались 
тоже были по барабану все дипломатические заморочки. 
Через месяц во Франции вышла большая статья с фоторепортажем. 
Дело сдвинулось с мертвой точки. 
Моё непослушание  не прошло незамечанным. 
Но мне все репрессии были безразличны. 
А французский журналист, выручивший русских ребят, 
пораженный из духом и многотерпением, годы спустя, попал в афганский плен...  
С тех пор я о нем ничего не слышала. 

К чему я это вспомнила? 
К тому, что сердце, иной раз, видит дальше, чем разум. 
Кто друг, а кто так - "инструктор" на зарплате... 
И сейчас, спустя многие годы, я предпочитаю прислушиваться к интуитивным прозрениям, 
вопреки некоей "целесообразности". 
Чё с меня взять? 
Уж, если учуяла, что дело ратное - никакие Главные меня не остановят, 
никакие "пока дружеские увещевания" не заставят пойти в обратку. 
Но, коли ёкнет:"Нет, мать, не то что-то в этой истории! Не спеши бросаться на мины"... 
В сегодняшнем национальном движении слишком мало думающих о последствиях СЕРДЦЕМ. 
Слишком много желающих "поднять народ" любой ценою, устроить очередную оранжевую потеху. 
И, если я чую подвох, то и без инструктажа предпочту промолчать, чтобы не вторить сомнительному. 
А то и, наболит если, раззадорюсь на "сказать всё, что думаю" по поводу тучи полков "спасителей Отечества", 
которым важно не то, что будет в результате, а то, что лишь здесь и сейчас. 
Поэтому, если я и стою в стороне, то не от трусости личной, 
а по нежеланию участвовать в губительных для моей страны экспериментах. 
Пока я молчу. Но это - "ПОКА". 
И не стоит думать, что, если я не обнародую какие-то материалы, то это проявление "ссыкливости". 
Риск - благородное дело, когда цель богоугодна. 
Надеюсь, ответила всем достающим меня вопросами, "когда выложишь отснятое?" 

Бог видит! Сердце чует, кому доверять, а кого - проверять. 
Чего и вам желаю!