|
БЕЗЫМЯННЫЙ
* * *
Моешь-моешь все дни
(где-то мы уже читали об этом):
дом, сознание, холодильник.
Моешь-моешь себя
изнутри,
выворачиваешь наизнанку:
моешь кишочки, моешь мозг,
моешь желчный пузырь,
тёмное сердце,
истинные рёбра, ложные рёбра
и рёбра колеблющиеся.
Моешь даже исчезающую
вилочкову железу.
Моешь большой равнодушной щёткой.
Вот и стали мы с тобой безымянны.
Только плоскости для мытья,
только впадины,
только изогнутые мягкие
лиловые лабиринты.
Сколько же в нас темноты,
сколько трусости, сколько слабости,
сколько горя, сколько свободы,
сколько честности, сколько подвига,
сколько зла.
На самой одинокой и при этом
постоянно гудящей планете,
в нашей системе, в галактике,
во вселенной
моет себя человек изнутри, чистит
исчезающе маленькой щёткой,
она скоро истает:
оказалось, она леденец.
Моет-моет себя человек изнутри,
с точки зрения неба
сам исчезающе маленький.
* * *
За этот дым, за этот круг,
за жизнь вдвоём, сложившуюся вдруг.
Но главное, за этот дым:
он снился мне, а я был молодым.
Я снился дыму. Я стоял вокруг,
хоть не было раскинувшихся рук,
ни оптики, откуда снятся сны,
у дыма. Но друг другу снились мы.
Теперь я снюсь тебе,
и мне приснишься ты
из вдруг сгустившейся
стеклянной пустоты.
Поставит новый дым стаканы
кверху дном
и скажет дымке: мы сейчас втроём.
«Не поворачивайся,
просто сделай вид,
что кто-то третий там всегда стоит».
Но повернёшься, не дослушав, ты,
и там за чернотой оконного стекла,
а там за моросью рассветного стекла
белеет жизнь, которая была.
В любое время, в темноте и днём,
то белой плоскостью,
то солнечным столбом,
как двадцать пятый кадр,
двоится и рябит.
И кто-то третий там всегда стоит.
* * *
Нажми cancel, нажми delete,
https://lgz.ru/article/bezymyannyy/
|