L @ M
Имя моё, Маргарита – жемчужина, насыщено солёной кровью морей, захлебнувшимися в глубинной истоме ловцами раковин, лунными прибоями у рифовых скал, окаменевшими остовами затонувших парусников, тинными сетями, наполненными жёстким устричным известняком, в нирванном студне вынашивающем радугу плодов перламутра.

Я сжимаю плотно свои створки, зачав на лету, лишь слово поймав, взгляд твой, я медитирую, я взращиваю в себе жемчужину, долго млею, мучаюсь, счастьем томлюсь. Перламутровое бремя распирает, и створки раздвигаются, сперва немного, потом всё шире, и я впускаю тебя в себя, ты проникаешь, я отдаюсь, ты выуживаешь жемчуг, он твой, ты радуешься, ты любишь Маргариту, ты живёшь во мне.

Жемчуг слишком капризен, слишком жив, слишком смертен, его трудно любить, его трудно сохранить, его трудно понимать, его проще отринуть, его проще забыть, его проще убить.

Мои женщины – проходные дворы, и жемчужины тускнеют в их руках, превращаясь в мёртвую перловку. Мои женщины – балованные дети, и теряют играючись радужное зачатие, и зёрнышки маргарит закатываются под шкаф, застревая в пыльных щелях плинтуса. Мои женщины – беспечные стервы, и подбрасывают шутя драгоценное в облака, забывая подставить ладони, поймать, убегая со смехом в ночных ресторанов огни.

И я пустая опять, больная, затерянная сжимаюсь в себя, так плотно, так больно, так сильно, так страстно. И думаю, что нет, никогда не родить мне Жемчужине вновь маргариту. Вселенская тишь, дрожащая тьма, беспамятство, отречение, отрешённость, отверженность. Но что-то коснулось, что-то проникло, что-то зреет уже. Я со страхом и отвагой смотрю на тебя, я чувствую в себе Маргариту, я вынашиваю её для тебя, но так плотно, так намертво сжата теперь я, только лезвием и возможно, узким, тонким, острым вспороть мои наглухо сомкнутые створки, взрезать меня, только лезвием, только тобой, любовь моя… А потом я рожу ещё, и ещё, и ты соберёшь маргаритовое ожерелье, или нет, и просто сомкнутся волны океана, и всё уйдёт, как всё ушло.