| О друзьях еще |
[Jul. 18th, 2001|03:45 pm] |
Редактирую список друзей (очень трудно, что ты ни делай,
цифры не сходятся). Читаю при этом друзей, многих впервые.
User=olena по имени Рита. Тот самый слог, который -- ау, типа, Дима Л.
переставала знать куда иду, путала первых встречных людей
с персонажами, болела температурой, называла себя аглаей -
вон там все написано:
болела температурой,
называла себя аглаей
-- такой бродский незлокачественный, неосознанный до того,
что гандлевский уже. (Бродский, гандлевский зд. прил. кач.)
Жаль, что бессодержательно, то есть, если user=olena лет
двадцати, то круто весьма, а если наших лет, то уже немного
жаль.
User=labas. Этого знаем: физтех, как они себя называют; интересуется
литературными конкурсами.
Стишки некоторые очень ничего себе.
А на южной границе копают окопы
победитель войны со своими словами -
боевой генерал с головой вместо жопы
и его заместитель с тремя головами.
Впрочем, от меня здесь явно рекламы не требуется: у user=labas
премного друзей.
Физтеховские истории. У данного автора они, в общем, хороши.
Обыкновенно ж они скучны до безобразия -- если не знать контекста.
Контекст такой, что по весне студенты М(ФТИ) висят на деревьях,
как дохлые кошки. Устают учиться (студентам постоянно промывают
мозги, что физтех крут, и им должно быть трудно учиться). Ну и
женских студентов, опять же, нету почти. Есть долгопрудненские
девочки, красивые.
Было два, кажется, корейских сокурсника. Одного звали Михаил
Сергеевич. Он ужасен был. Другой, хороший, иногда немного хотел
повеситься. Девушки (в нижнем этаже) шутили: представляешь, мол,
просыпаешься утром, напротив в окне висит Кадыр... а глаза такие
добрые-добрые! Но он не повесился, а погиб под колесами
двухвагонного поезда. Это на ст. Новодачная есть боковой путь,
узкая такая колеечка, по ней между тремя и четырьмя часами утра
ходит поезд из вагончика и (позади него) паровозика. Кадыр шел
по этому пути выпивший, назад не смотрел, а машинист не смотрел
вперед. Вскоре погибла девушка одна, при тех же обстоятельствах,
в то же самое время суток.
Один мой приятель -- но не стану его называть, а то у него уже были
с отцом неприятности -- неаккуратно косил армию и попал в
долгопрудненскую психбольницу. А это довольно ужасное заведение.
Мы ходили его навещать, у меня там поклонник был, псих лет
сорока, очень хороший человек. Шизофреник, по-моему. (Косивший
друг, назовем его Димой, беседовал как-то в приемный день со своей
девушкой, а мой поклонник, псих, подошел, вмешался и говорит ей:
"Дима -- хороший парень. Я тебе за него ручаюсь. Дима -- очень
хороший человек." Потом он потребовал от Димы той же любезности
в моем отношении. Дима сказал мне, что этот псих -- мы не знали,
как его звать -- очень хороший человек, и что он лично мне за него
ручается. С тех пор я знаю.)
Потом приехал отец этого приятеля, довольно крупный ученый не из
Москвы. Накануне нам звонили, предупреждали, чтобы не поднимать
трех тем: психических болезней, учебы и армии (потому, что отец
очень волнуется). И еще сказали, что он волнуется -- не попал
ли мальчик под дурное влияние, насколько благополучны друзья,
с которыми он общается там. Моя подружка и я всю ночь убирали и
проветривали в комнате, в которой мы жили примерно втроем, пока
Диму не увезли. Была ранняя весна, холод и снег, но нужно было
во что бы то ни стало изгнать табачный дым, пропитавший все.
Утром мы решили выпить чаю, взяли где-то кипятку и обнаружили,
что почти нет заварки. Тут за подружкой с вахты пришли. Стаканчики
мы почему-то убрали в шкаф.
Пришел, стало быть, отец, которого все и ждали. Мы боялись, что
он заметит что-нибудь и расстроится. Мы предложили ему чаю. Он,
к сожалению, согласился. Мы раскрыли шкафчик и достали оттуда
стакан с жидкостью нежного цвета. Гость наш почти незаметно
подпрыгнул на стуле, отказался и потом долго не сводил глаз с
этого шкафчика. Что-то он сказал о своем сыне. Подружка после
уверяла, будто бы ему отвечала я: "Да. Были трудности. Теперь
они преодолены. Теперь они, наверное, позади." Я этого не помню;
наверное, мне было его жалко и хотелось подбодрить, но еще больше
хотелось спать.
Когда мы вели гостя в психбольницу, он сам заговорил о сессии.
Подружка сказала осторожно, что с сессией Диме будет трудно
успеть, так как в этом семестре ее решили устроить на месяц
раньше. Надо сказать, что сама она была в академическом
отпуске, а я как раз нет; зато я давно не была в институте, и
сообщенная ею новость меня поразила. Я тут же вмешалась и
стала требовать подробностей -- мне все казалось очень интересно,
но подружка, к моему недоумению, постаралась перевести разговор.
Отец вроде бы, ужаснувшись, молчал.
Но это все цветочки, конечно. Когда отец приятеля вернулся,
чтобы помочь нам его развлечь, в комнату набилась целая толпа
однокурсников. Они не были предупреждены, поэтому поговорили
вначале об учебе, затем о психических болезнях (многие делились
личным опытом), затем об армии и вообще обо всем. Коронным
номером явился визит моего замечательного одногруппника по
имени Кирилл, который в то время очень увлекался гипнозом,
ходил даже на сеансы какие-то и учился у человека по фамилии
Шайфет. Лучше всего ему давался самогипноз. Он обычно
поступал так: "вводил себя" в состояние гипноза, давал себе
задачу и ключ к пробуждению, потом шел эту задачу выполнять.
Мы все к нему привыкли. Поэтому, когда посреди довольно
рассудительного разговора без стука распахнулась дверь,
вошел юноша с широко раскрытыми, сильно выпученными глазами,
невидящим взглядом обвел собравшихся, качнувшись, встал
посреди комнаты и вытянул перед собой руку ладонью вверх,
никто из наших не удивился. Кто-то, не переставая говорить,
встал, раскрыл холодильник, вынул оттуда яйцо и положил юноше
на ладонь. Юноша с глазами крепко сжал яйцо, развернулся
кругом и, ни слова не говоря, удалился. (Это он дал себе
такое задание, в состоянии гипноза сварить яйцо. Действительно,
время было голодное, но отказать точно не отказали бы --
иначе он так бы и остался стоять с вытянутой рукой посреди
комнаты.) Иногда слова бессильны; мы, помню, решили ничего
уж не объяснять.
Кстати, потом отец приятеля говорил -- уютная комната,
чисто прибрана, вот только люди странные и уж очень накурено.
А ведь мы проветривали всю ночь.
Отличный Иван Поликарпов, да. |
|
|