| В пустом небе, черный свет маяка |
[Sep. 18th, 2005|04:56 pm] |
Лекция Дугина "Ночь и ее лучи" происходила в очень
хорошем зале большого здания - кажется, это был
Музей Культуры МВД. В фойе вдоль стены висел
целый ряд фотографических портретов людей в погонах,
как сообщил нам наш товарищ - исполнителей
Краснознаменного Хора МВД. Все они, судя по подписям,
были заслуженными артистами республики Дагестан.
Собравшихся в зале приветствовал В. Коровин и сказал,
что лекция будет неожиданная, в том смысле что никто
еще не знает ее содержания. Это он очень мудро сказал,
потому что, наверное, бывает и по-другому.
Дугин поначалу казался очень усталым. Перефразируя
Ленина, он сказал, что лекции Нового Университета
суть лекции особого типа (их невозможно сообщить
слушателю откуда-то снаружи, но каждый мог бы прочесть
их в сердце своем). "Если бы мы были настоящими
интеллектуалами, -- он сказал, -- каждому из нас
достаточно было бы увидеть, например, эту афишу..." --
и мы бы уже все знали, во всяком случае, могли бы
достроить самостоятельно. (Мы уже ждали продолжения
в роде "ну а раз вы такие дураки..." или: "Пусть все
знающие расскажут незнающим," -- но лекция состоялась.)
Дугин сказал, что в рассуждении Конца Света остается
все меньше неясностей: приведет к нему не катастрофа,
не страшная человеческая война, а простая банальность,
в которой мир и утонет в конце концов. Точнее, Силам,
которые движут Вселенной, в какой-то момент это
окончательно надоест: видя, к какой банальности пришло
человечество, они плюнут, пожмут плечами и разойдутся.
Тут все и развалится.
Ночь, по словам Дугина, тоже украдена у нас банальностью,
от нее остались какие-то обрывки ассоциативного ряда:
что-то плохое и страшное. Не то, чтобы современный
человек был морален -- он абсолютно аморален, но в той
мере, в какой он еще умеет говорить, он располагает лишь
рудиментами морализаторского языка. Однако же это не те
термины, в которых можно думать о Ночи (и вообще думать).
В Московском царстве, сказал Дугин, служба в церкви
понималась как Всенощное Бдение. Сейчас, снисходя к
слабостям мирской жизни, Всенощные устраивают редко,
а тогда, по-видимому, люди приходили на вечернюю службу,
клали поклоны всю ночь и утром возвращались домой.
Непонятно только, что они делали днем -- видимо, спали.
Во всяком случае, тогда было известно, что человек,
который не спит после обеда -- нехороший человек.
Скорее всего, он водит дружбу с дьяволом.
Дугин вспомнил о своей поездке в Тегеран: там нет
обыкновенных атрибутов ночной жизни -- ночных баров,
дискотек, ресторанов, нет проституток и даже, возможно,
бандитов. И однако, с наступлением вечера тегеранцы
выходят из дома, идут непонятно куда, многие забираются
в автомашины. В автомашинах они находят клаксоны,
сигнальные кнопки, и начинают гудеть, и уже не перестают
до утра. Зачем нужно это ужасающее гудение? Я думаю,
сказал Дугин, они таким образом приветствуют ночь.
В рамках темы "Ночь и ее свита": в словаре славянских
языков спутники Ночи -- это Мгла, Мрак и Тьма. Мгла --
это туманы. Славянское "небо" происходит от "nebulous" --
облачный, туманный; оно не яркое и не синее, как у
тюркских народов. Оно связано с ночью. Мрак -- это
состояние промежуточное, в нем можно видеть обычным
зрением. Только тьма -- это настоящая ночь. Ночь,
сказал Дугин, пишет черным по черному; чтобы это прочесть,
нужно смотреть с оборотной стороны либо из еще более
черного угла.
Дальше было: лицо Неба и спина Земли, Земля как Ночь,
неизвестное лицо Земли, Ночь как мать Дня (у греков),
Ночь египетская. Бог есть Тьма превыше Света
(Св. Григорий Палама). Черный Свет Шивы-разрушителя,
которому поклонились Брама и Вишну.
Дугин назвал себя последователем Ксенофана (Колофонского),
потому что все происходит из земли: не из какой-то
абстракции, но из почвы, из праха. Земля разжижается,
и бывает вода, еще сильнее распыляется, и получается
воздух, еще выше огонь, который потом уходит в воздух,
в воду и в землю (цикл Гераклита, но счет идет с земли,
а не с огня). Ксенофан утверждал, что по этой причине
в каждой земле свое солнце: есть солнце аттическое,
есть фригийское, есть египетское. И это верно, сказал
Дугин; так, у нас все произошло из русской земли, все,
что мы знаем, включая людей и, например, европейскую
историю. Головин придумал очень хорошую Европу,
с замечательными героями, злодеями и крестовыми
походами; если попытаться посмотреть, что пишут об
этом европейцы -- они все воспринимают совершенно иначе.
Для них ничего этого не было. А для нас, сказал Дугин,
было, потому что наша Европа -- русская, и возникла из
испарений русской почвы, ну или придумана Головиным.
Ближе к концу поэтому обсуждался Селин и Песни Швейцарской
Гвардии. |
|
|