| О второй поправке к Конституции США |
[Nov. 5th, 2005|12:54 pm] |
Письменное слово соотносится с действием по
принципу случайной факторизации. Это значит,
что оно всегда отвечает на очень простой вопрос.
Например, бить или не бить таджикских рабов,
чьи паспорта у хозяина? Убивать ли заодно их
детей, если рабы выбрались на заработки с семьей?
Архитектура текста при этом не имеет значения.
То, что для автора является настоящим смыслом,
для актуального читателя просто не существует.
Здесь чтение имеет ритуальный характер, ведь вопрос
"бить или не бить" решается не прагматической
логикой и не созерцательным прозрением. Решается
он на уровне физиологической мобилизации организма.
Это не хорошо и не плохо, это закон.
Если на вопрос "бить или не бить" уже отвечено,
"кого" нужно указывать здесь же, иначе считайте,
что вы уже указали. На того, кого поминал предыдущий
оратор. Кто именно был для актуального читателя
предыдущим, и кого поминал, вы можете и не знать.
Ну и можно не проговаривать лишний раз "готовьтесь
отвечать за каждое слово честными чернилами своей
крови (понимая здесь всех ваших близких)" - вы уже
готовы, если вы не идиот и не провокатор. Не
в первый раз человек живет. Собственно, если вы
неудачно выразились, не пережить всех последствий
вам же будет легче.
И отдельно вот к этой стадии диалога об общечеловеческих
ценностях. Расизм не имеет расы, как известно.
Это не всегда было так, но раньше и расизм был
другой, по крайней мере на словах:
Несите бремя белых, а лучших сыновей
На край Земли пошлите, за тридевять морей,
На службу к полудиким угрюмым племенам,
На службу к полузверям, а может быть, к чертям.
Несите бремя белых, старайтесь все стерпеть,
Старайтесь даже гордость и стыд преодолеть,
Придайте твердость камня всем сказанным словам,
Отдайте им все то, что служило б с пользой вам
(Отдайте им все то, что,
Верните им все то, что
Служило б с пользой вам.)
Тогда "несшие бремя" умели преподать "полузверям"
странный урок, не на словах, а иначе ("и даже
смертью вашей сумейте им служить...") -- о том,
что есть что-то больше. Сейчас этого никто не
умеет, и ни у кого больше ничего нет. И даже
никто не верит, что когда-то было. Это как с любовью,
которую русские придумали, чтоб денег не платить.
Зато, если бы сейчас потомки въетнамских детей,
которым все-таки удалось выжить, заявились в Америку,
и начали бы там захватывать дома и убивать мирных
жителей вплоть до последнего младенца, кричать бы
стали именно об общечеловеческих ценностях. Было
бы непонятно: как можно решиться на такое зверство.
А интервенты удивлялись бы: как, разве у вас не так
принято вести войны? Вот чудеса. А нас вы так
научили. |
|
|