| |
[Nov. 3rd, 2007|11:47 pm] |
В метро немало путешествует выпивших с утра,
поговорить же им не с кем. Вчера, испытав
удар по ноге сумкою, подняла голову и увидела
очки-телескопчики.
-- Я извиняюсь, -- сказал дядя в нечистой куртке, --
как говорится, прошу прощения.
Я кивнула. Дядя, тихонько улыбаясь, покрутил
сумку и задел меня снова.
-- Вы меня простите, пожалуйста.
Дядя глядел хитро и размахивал сумочкой.
Рядом со мной освободилось место, дядя неловко
плюхнулся.
-- Что-то я сегодня -- вы меня простите? Да?
-- Да, -- говорю.
-- Нет, я хочу, чтобы вы меня точно извинили.
Вы меня извините?
-- Да, -- говорю.
Дядя сказал:
-- Я вас люблю.
-- Ммм, -- говорю.
-- Вы меня разбудите, -- продолжал дядя, шевеля
очками, -- если я засну, на Речном Вокзале?
-- Нет, -- говорю.
-- Почему?
-- А я выйду раньше.
-- Ооо, -- произнес дядя с укором и покачал головой,
потом хотел поправить очки, но промахнулся. -- Вот
так всегда бывает. Правда?
-- Да, -- говорю.
-- Судьба.
Помолчали. Дядя спросил:
-- А вы знаете, за что я вас полюбил?
-- Нет, -- говорю.
-- А я вам скажу. Я вас полюбил так сильно, что просто
не могу! за свое нахальство.
-- Так всегда бывает, -- говорю.
Помолчали.
-- Можно вас спросить? -- говорит.
-- Конечно, -- говорю.
-- Что это вы читаете? Ну, в смысле, какой язык?
-- Английский, -- говорю.
-- Нет, вы меня не обманете, -- покачал головой дядя. --
Английского здесь ни слова нет.
Помолчали. Я встала, чтобы идти.
-- Вот почему, -- сказал дядя, -- почему, интересно,
сколько я живу, ни слова грубого никому не сказал?
Как это у меня получается? Так вот жизнь идет,
а я?
-- Жизнь еще не кончилась, -- говорю. -- Ну, удачи!
Дядя засмеялся, в страшных очках, и в автоматические
двери вагона кричал о любви.
А ведь завтра, кажется, Русский Марш. |
|
|