| |
[Sep. 13th, 2014|03:03 am] |
Армия ряженых Иванушек-дурачков
Расправляет плечи, выступает под номерами.
Мертвая мамка льет по трубам святую кровь
Черную, и пердит метановыми парами.
Ты Иван седьмой, а я двунадесят-седьмой,
Нам куратор из ФСБ отец и такая-то мать,
Нас укусит серпента, и мы вернемся домой,
Чтобы Землю, как розу, ночным колпаком накрывать.
Армия зомби карабкается наверх,
Армия памятников снимается с пьедесталов,
Загораются искры и слышны щелчки помех
В черно-белых безднах советских телеканалов.
Извиваясь, ползут петли серых шершавых колгот,
Оренбургский платок прикрывает поспешно промежность
Волосатую тоже, и скоро уже Новый Год,
Голубой Огонек, Пугачева, Кобзон, неизбежность.
Армия дезертиров размещается по шкафам,
Фсб-жучков на кухне травит магнитом,
Открывает глаза огнедышащий монокефал,
Любопытно глядит на копье и шуршит под копытом. |
|
|
| Валерий Львович |
[Sep. 13th, 2014|09:49 pm] |
Мне вспоминается, будто дядю Леру Поляченко я знала
совсем маленьким, особенно часто это бывает во сне.
На самом деле это мой отец знал его с пяти лет,
причем, они были ровесники. Они играли во дворе,
бегали смотреть на пленных немцев и на самолеты.
Папа все время дрался, а дядя Лера дрался реже.
Он был спокойней, и по отношению к окружающему миру
настроен скептически. Не любил делать лишних
движений. Хотя иногда мог.
Лет в одиннадцать-двенадцать друзья разъехались (дед Макс
бежал от надвигавшегося "дела врачей"). Отец оказался
во Фрунзе (теперь Бишкек), а дядя Лера остался в Москве.
Они писали друг другу письма, клялись в вечной дружбе.
Виделись каждое лето, иногда несколько чаще. Не раз ходили
вместе в походы. Оба учились физике, но в разных местах
географически. Детские клятвы были исполнены, во всей
взрослой жизни они остались вечными друзьями и соавторами,
написали вместе кучу статей и книгу "Равновесие и устойчивость
гравитирующих систем".
Наследственная болезнь превратила почки дяди Леры
в двадцатикилограммовую губку. О том, что это случится,
стало известно довольно рано. Отец и старший брат дяди Леры
умерли примерно в 60 лет. Сын дяди Леры торопился защитить
докторскую, чтобы отец мог это увидеть -- и отец увидел,
тогда уже он не без труда смог прийти на защиту.
Когда-то он был весьма могучий человек, ходил в рискованные
походы по водной пересеченной страшными порогами местности,
чуть не умер несколько раз и был всем этим доволен.
Курил при этом как паровоз, даже как два или три паровоза.
Потом это кончилось. Последнюю треть жизни он должен
был провести не выходя из дома, если не считать диализа
трижды в неделю: на процедуры он ездил сам. Он никогда
не жаловался, сердился только, что хуже идет работа.
Отец говорил, что ему страшно повезло с соавтором. Сам
он был человек увлекающийся, прибегал с двадцатью разными
идеями, дядя Лера выслушивал их одну за другой, морщился:
"Это бред собачий. Это полная ерунда." Из того, что
проходило через его фильтры, сразу получалась работа.
Он почти никогда не ошибался, был очень тщателен.
Два месяца назад возникли какие-то не очень веселые
признаки, я просила его разрешить мне привезти к нему
хорошего врача. Он засмеялся: "Я подумаю. Не обижайся.
В следующий раз об этом поговорим." Он был нечеловечески
упрям, но мне иногда везло больше, чем его замечательным
сыновьям, и я здорово надеялась на "следующий раз".
Его не случилось. Женя позвонил сегодня и сказал:
вчера отец умер в больнице. Моего отца он пережил
на четыре года без малого, а мы теперь остались одни. |
|
|