| |
[Apr. 12th, 2018|04:06 am] |
Когда-то давно, лет шесть назад, когда Витя еще
не ходил в школу, мы с ним прожили две недели
в единственном отеле города Судиславля. Мы
вставали рано утром и шли пешком в Берендеевы
поляны -- уходило на это минут тридцать пять.
Вот мы шли так, и Витька начинал беситься.
Он нарочно пылил на дороге, пугал кур и водителей
редких машин, совершал другие неблагонамеренные
поступки. Я как-то сказала ему: "Если ты не
прекратишь это делать, я сейчас же прочитаю
тебе нотацию". Витька заинтересовался:
-- Ты ее из книжки твоей прочитаешь?
-- Нет, -- говорю, -- нотации читают из головы.
-- А можешь показать, как читают? -- Витька даже
пылить перестал. -- А что такое нотация?
-- Нотации бывают примерно двух сортов, --
я сказала, подумав. -- Первый тип нотаций --
это бубнилки, их бубнят. Очень долго, не
прекращая ни на минуту, с одной и той же
интонацией -- пока у провинившегося ребенка
уши не отвалятся. Отдельные предложения
склеиваются, конец одного с началом другого,
но в принципе они должны начинаться словами:
"хороший мальчик давно бы на твоем месте...
или "люди работали, старались, а ты не ценишь
их труд, тебе бы только..."
-- Прочитай мне, пожалуйста, нотацию, --
серьезно попросил Витька. -- Я хочу ее послушать.
Я стала читать. Витька ужасно хохотал.
Я почувствовала обиду: мне казалось, что
я стыдила его очень убедительно. Остановилась
перевести дух.
-- А почему ты прервалась? -- спросил Витька. --
Ты же сказала, что нельзя прерываться.
-- У меня, -- говорю обиженно, -- еще мало
опыта. А что, у тебя уши еще не отвалились?
-- Не отвалились, -- Витька потрогал уши. --
Но, если хочешь, ты можешь остановиться.
Я обрадовалась.
-- А какой, -- спросил Витька, -- второй тип
нотации?
-- Ох, -- говорю, -- ну это, как в католических
книжках позапрошлого века для детей. Тут уже
наоборот положено рассказывать, как поступали
плохие дети, и чем они за это поплатились.
Как правило, они ужасно страдали.
-- Прочитай мне, пожалуйста, такую нотацию!
-- Я устала, -- говорю.
-- Ну я очень хочу послушать.
Я стала читать нотацию о том, как один католический
мальчик в позапрошлом веке пылил на дороге и пугал
кур, и за это он попал в ад, а в аду черти в обличии
огромных куриц пугали его и посыпали жирной дорожной
пылью, потому что в аду нет настоящей пыли, а есть
только сажа, и она происходит от сжигания грешников
в адском пламени.
-- А как они его пугали? -- заинтересовался Витя.
-- Они орали на него: КО! КО! КО! -- говорю. --
Чтобы он всполошился и упал в канаву.
-- А в канаве что было? Какие-нибудь острые
колья, да? -- спросил Витька. -- Может быть,
раскаленные в адском пламени?
-- Да, -- говорю, -- там были очень острые
колья.
-- Или черви, -- задумчиво сказал Витька. -- Огромные
черви, которые пожирали людей.
-- Возможно, -- я не спорю.
-- А те огромные курицы, которые были на самом
деле черти, -- вдруг обеспокоился Витька, -- они
были больше тех червей или меньше?
-- А почему тебя это интересует? -- спрашиваю.
-- Потому что ты мне рассказывала, что курицы
иногда едят червей. То есть, они могут не успеть
съесть этого мальчика, если их сожрут раньше.
Почему-то я после этого пришла к выводу, что
нотация мне удалась. Витька потом еще долго
по дороге и туда, и назад, требовал новых нотаций,
или хотя бы тех же самых старых, и перевести
разговор на другую тему было непросто.
Сегодняшняя цитата из Екатерины Шульман:
"Сказать, что иногда бывают такие случаи, которые,
знаете, все меняют -- это, конечно, здорово.
Бывают всякие случаи. "Цвел юноша вечор, а нынче
умер, и вот его четыре старика несут на сгорбленных
плечах в могилу" -- это все бывает. Но, понимаете,
нельзя переломить тенденцию никакой случайностью.
Пресловутый Фердинанд случился, в смысле, убийство
эрцгерцога случилось тогда, когда все европейские
державы ждали, не могли дождаться, любого повода
повоевать друг с другом. Все хотели воевать." |
|
|