| |
[Mar. 25th, 2022|05:56 am] |
А помните, как в перестройку, когда (для многих) вскрылись
преступления советского режима против, ну, человечества,
началось некоторое помешательство в рядах
полуинтеллигенции? Например, была учительница истории,
которая порвала перед классом учебник, потому что в нем
оказалось много позорных страниц.
Потом уже, лет через пятнадцать, я шла на концерт Рады
и Терновника, и у меня образовался попутчик, человек
немного постарше. Он рассказал, как сильно его изломал,
исковеркал режим. Особенно он ненавидел комсомол.
У меня тоже хороших чувств к комсомолу не было, но моего
собеседника, оказывается, заставляли ходить на собрания.
-- Что значит, заставляли? -- я спросила. -- Кто не
хотел, тот не ходил.
-- Так за это наказывали!
-- Ну и что? -- говорю.
Он сказал, что не мог и помыслить даже не ходить на
собрания, потому что эти мерзавцы изломали его,
исковеркали и фактически заклеивали ему глаза.
А теперь у него открылись глаза.
Тогда еще не было "снежинок", которые сейчас, кстати,
за милую душу катаются в автозаках, действуют с большой
выдержкой и явно заслуживают уважения. В любом случае,
для меня все это было внове (хотя тут же оказалось,
что, если присмотреться, распространена эта позиция
чрезвычайно).
Но на самом деле никто его не обязывал. Просто его
звала конъюнктура. И потом, когда рухнул Советский
Союз, позвала новая конъюнктура. Он сам придумывал себе
наказания (конъюнктура подразумевает для тех, кто ей
не следует, социальный бойкот -- эволюционно-биологически
говоря, действительно страшно и смерти подобно, но
человек, предположительно, имеет выбор, в отличие от
муравья) -- и сам их боялся.
Здесь же, к слову, to whomever it may concern, о
постановке вопроса "если бы защитники не защищали
украинские города, никто бы не умирал -- следовательно,
кровь лежит на защитниках". Нет. Если некто дает
понять, что готов убивать ваших детей, если вы ему
не сдадитесь -- это просто значит, что он готов
убивать детей. Если сдадитесь, может, не убьет,
а захочет -- убьет. Вам не дано это в ощущениях,
в рефлексах, только если вы уже сдались, только
если вы уже несвободны.
Так бывает с людьми, у которых есть травма, знакомых
со случаем, когда сдаваться даже не предлагают:
просто будут убивать, и мучительно. Они думают,
что предложенный им вариант лучше. Нет: с хорошей
вероятностью финал тот же, но он растягивает ожидание
плохого, учит страху; возможно, постепенно вы начнете
сами под действием этого страха прятаться за тех же
детей и вместо себя отдавать их на смерть.
Не мое место осуждать людей сломленных, испытывающих
страх постоянно. Я тут болела и несколько дней не
появлялась в центре Москвы, где винтят. Выздоровела,
и нужно мне было поехать на работу: с пересадкой
в центре, даже не выходя наружу. Вдруг оказалось,
что я не могу встать с места, у меня кружится голова
и т. д. Если б я не знала уже, что так бывает, решила
бы, что опять стала болеть. А я вместо этого решила
все-таки попробовать пойти, выходила из дома, держась
за стенку, но на улице все прошло. На самом деле
это я (почти наверняка) боялась, что меня опять
задержат и посадят в маленькую камеру (а у меня
клаустрофобия, ее даже в дружественной толпе, где
всем хорошо, на митинге, например, трудно сдерживать).
Если я не ошибаюсь и страх выглядит так, разумеется,
жить с ним дико тяжело, и неудивительно, что люди
любой ценой не хотят идти ни на какой конфликт.
Не то чтобы бояться не было причин. Они, конечно, есть,
и то, что нас по крайней мере не бомбят, в таких случаях
не работает. Но вообще-то никакие пытки не превзойдут
того, что бережет для нас природа. Взрослые женщины
рожали; nothing tops that. У многих родители или
старшие родственники мирно умирали в постели по
нескольку месяцев; даже при наличии обезболивающих
(которые все равно не работают), nothing tops that.
Уж если это можно выкинуть из головы, то всякие
рукотворные пытки тем более. Самая страшная штука
как раз страх, ожидание чего-то ужасного, и
беспомощность при виде мучений родного человека.
А пока можно не быть беспомощными, то и ладно. |
|
|