| |
[Nov. 4th, 2014|02:44 am] |
Миша приплетает Платонова, видимо, в том смысле, чтобы всё в тех местах сожгли и посыпали солью,
даже странные и прекрасные цветы. Никакие цветы, и даже ягоды, к "русской весне",
по-моему, ни при чем, а уж тем более Чевенгур, населённый бегунами и иссохшими
женщинами: мне всегда казалось, например, что в конце могут нападать не казаки с
кадетами, а красноармейцы, никакой разницы нет.
Пока по поводу этой самой весны слышно только невнятное дугинское мычание про
атлантизм и, прости Господи, Бандеру, на фоне которого хорошие вроде бы люди
начинают подмыкивать, как в республике ШКИД, видимо раcсчитывая, что
ответственность за принятую за желаемое действительность возьмёт на себя
какой-нибудь Моторолла, а новый Платонов напишет потом им личный "Чевенгур".
Ничего и близко к тому не видно, тем временем. Вместо того, чтобы писать
честное, товарищи максимум ретранслируют телевизор про Боинг и оправдывают
прямое вранье про "военторг" и артиллерию из-за границы. Дугин вот хоть пытается
совмещать.
А Сорокин рядом не стоял, конечно.
Остался другой человек – огромный хам, в одних штанах на пуговице и
без рубашки.
– Скидывай портки!
Перри начал снимать рубашку.
– Я тебе сказываю – портки прочь, вор!
У палача сияли диким чувством и каким-то шумящим счастьем голубые, а теперь
почерневшие глаза.
– Где ж твой топор? – спросил Перри, утратив всякое ощущение, кроме маленькой
неприязни, как перед холодной водой, куда его сейчас сбросит этот человек.
– Топор! – сказал палач.– Я без топора с тобой управлюсь!
Резким рубящим лезвием влепилась догадка в мозг Перри, чуждая и страшная его
природе, как пуля живому сердцу.
И эта догадка заменила Перри чувство топора на шее: он увидел кровь в своих
онемелых, остывших глазах и свалился в объятия воющего палача.
Через час в башне загремел железом дьяк.
– Готово, Игнатий? – крикнул он сквозь дверь, притулясь и прислушиваясь.
– Обожди, не лезь, гнида! – скрежеща и сопя, отвечал оттуда палач.
– Вот сатана! – бормотал дьяк.– Такого не видал вовеки: пока лютостью не изойдет
– входить страховито!
Зазвонили к «Достойно» – отходила ранняя обедня.
Дьяк зашел в церковь, взял просфорочку – для первого завтрака, и запасся
свечечкой – для вечернего одинокого чтения.
|
|
|