Кирилл Смахтинский. Про Это Интересная и даже смелая точка зрения К. Смахтинского на известную "опасную" тему. Публикую в порядке дискуссии:
------------------------------------------------------------------------------------------------------
Ультратрадиционалист
(вплоть до сталинизма) Владимир Карпец, ставший мне известным благодаря
А. Широпаеву, решил высказаться на весьма рискованную тему (уважаю):
«ЛГБТ говорят о преодолении пола и даже отказе от него во имя "секса"
Христиане - о том же ( "несть мужеска пола ни женска") - во имя преодоления самого "секса"
Речь
идет именно о "принципе наслаждения", который оказывается в средоточии
того и другого: в первом случае как "добро", во втором - как "зло"».
Не
будем рассматривать конспирологию, которая следует за эти посылом,
однако напомню о еще одной христианской позиции (во всяком случае, ее
приверженцы себя твердо позиционировали христианами).
Дмитрий Мережковский в своей замечательной книге «Тайна Запада: Атлантида-Европа» обронил: «Истинная цель половой любви – не родовое бессмертие, а ЛИЧНОЕ».
И
цитирует философа Владимира Соловьева (как и Мережковский, весьма
подозрительного с точки зрения церковного официоза). Соловьев говорит о
неком духовном развитии, «пока, наконец, на самом верху у человека не
является возможной СИЛЬНЕЙШАЯ ПОЛОВАЯ ЛЮБОВЬ С ПОЛНЫМ ИСКЛЮЧЕНИЕМ
РАЗМНОЖЕНИЯ». Попытаемся вникнуть. Любовь без размножения, имеющая своей
целью не размножение, а нечто иное – это собственно и есть «секс».
Таким образом, христианский философ допускает, что любовь - это не
только (а может быть и не столько) размножение, она имеет некое
самодостаточное, самостоятельное значение, несводимое к продолжению
рода. Трудно не согласиться с этим.
Бог осмысляется Мережковским
как Андрогин: соответственно, и Адам – изначальный, совершенный,
безгрешный – андрогин. Мережковский говорит о «божественной двуполости» в
одном.
И цитирует св. Климента Александрийского: «Будучи же
кем-то спрошен, когда придет царствие Его, Господь сказал: когда две
будут одно, и внешнее будет, как внутреннее, и мужское будет, как
женское, и не будет ни мужского, ни женского».
То есть речь идет о некой божественной Полноте.
По-своему, как дает понять Мережковский, к этому же стремятся и ЛГБТ:
«Некогда
было не два, как сейчас, а три пола: мужской, от Солнца, Отца, женский,
от Земли, Матери; а третий мужеженский или женомужской, от Луны,
причастной обоим естествам — земному, материнскому, и солнечному,
отчему. Два пола уцелели, третий — исчез, но след его сохранился в
однополой любви мужчин к мужчинам, поклонников Афродиты Небесной,
Урании, бессмертной и бесплодной Девы (Pl., Symp., XIX). “Люди третьего
пола” влекутся друг к другу, чтобы восстановить единство божественной
личности, разрушенное в человеке половым делением. Мужчины любят мужчин,
женщины — женщин, потому что для тех в мужском просвечивает женское, а
для этих в женском — мужское; как бы золотая россыпь первичной
двуполости — целого Человека, Андрогина, бóльшего, чем нынешний человек,
расколотый надвое, на мужчину и женщину, сверкает в темной руде двух
раздельных полов.
Вот это-то возможно-большее, первично-целое, совершенное, и пленяет “людей лунного света” в однополой любви».
Однако
для Мережковского достижение этого идеала невозможно без по-новому
осмысленного христианства. Он возражает «язычнику» Розанову, считавшему
христианство и пол несовместимыми: « “Мировая несовместимость влюбления с
Евангелием”? Нет, несовместимость влюбления с миром без Евангелия.
“Пол”
— грубое и плоское, анатомическое слово; но, говоря этим словом,
Евангелие не “нуль пола”, а полнота его, плерома, такое солнце любви —
влюбленности, что люди слепнут от него: так Розанов ослеп, ослепли
Содомляне всех веков и народов, и до сего дня, тычась, как слепые щенки
мордами, ищут света во тьме».
Как бы то ни было, но вполне
возможно допустить, что за ЛГБТ есть определенная, скажем так,
метафизическая правота. Вообще, существование ЛГБТ в качестве
определенной современной субкультуры (мы даже готовы признать ее особую,
недоступную большинству утонченность) не вызывает протеста у
современного западного человека – в этом
плане он уже вышел на вполне античный уровень сознания. Другое дело,
когда ЛГБТ требуют для себя особых прав, скажем, право на однополые
браки (что выражается в нелепых и нарочито вызывающих гей-парадах).
Совершенно очевидно, что в данном случае происходит извращение смыслов.
Собственно, никто сегодня (во всяком случае, в цивилизованном мире) уже
не препятствует ЛГБТ заниматься СЕКСОМ. Однако БРАК – это то, от чего
рождаются (или могут родиться) дети. Понятно, что однополый брак браком
не является и быть им не может по определению. Это издевательство над
здравым смыслом. Именно агрессивное покушение ЛГБТ на здравый смысл и
провоцирует т.н. гомофобию большинства. ЛГБТ, как справедливо заметил
Карпец, ратуют за чистый беспримесный секс – так при чем же тут брак?
Оставьте его обывателям. У вас Афродита Небесная, Урания – неужто
мало?..
Как нетрудно заметить, я только что перефразировал слова
Юлиана Отступника из известного романа Мережковского, обращенные к
христианам, требовавшим от императора гражданских прав и социального
статуса: «У вас есть Царствие Небесное, неужели мало?». Впрочем, оставим
юмор. Совсем не до юмора, когда видишь, как тема гей-браков перекосила
Францию. Протесты против гей-браков объединили католиков, ультраправых и
(внимание) мусульман, заслонив от понимания французов (настоящих, а не
по паспорту) очевидный факт, что у них сейчас только один настоящий,
смертельный враг – исламизация.
Кстати, это враг и для ЛГБТ-сообщества, которому следовало бы
отказаться от политики диктата своей воли обществу и насаждения эдакого
гей-тоталитаризма.
Тема, короче, сложная и большая.
Кирилл СМАХТИНСКИЙ, культуролог.